Полковнику никто не пишет

– Цирк, – сказал он. – Первый за десять лет.

Сириец Моисей обсудил новость со своей женой. Они разговаривали на смеси арабского с испанским. Жена отвечала из заднего помещения магазина. То, что она сказала, Моисей сначала обдумал сам, а потом разъяснил полковнику:

– Она ищет, куда бы спрятать кота, полковник. Боится, что мальчишки украдут его и продадут в цирк.

Полковник приготовился следовать за инспектором.

– Это же не цирк зверей, – сказал он.

– Неважно, – ответил сириец. – Канатоходцы едят котов, чтобы не переломать себе кости.

Полковник шел за инспектором мимо портовых лавочек. На площади его внимание привлекли громкие крики, доносившиеся с арены. Прохожий сказал ему что-то невразумительное по поводу петуха. Только тут полковник вспомнил, что на сегодня назначены первые тренировки. И прошел мимо почты. А минуту спустя он уже окунулся в беспокойную обстановку схватки. На арене стоял его петух – одинокий, беззащитный, с укутанными в тряпки шпорами и явно испуганный, судя по тому, как дрожали у него ноги. Противником был грустный петух пепельного цвета.

Полковник бесстрастно смотрел на петухов. Они яростно сцепились друг с другом, превращаясь временами в клубок из перьев, ног и шей, под восторженные крики зрителей. Отброшенный к барьеру пепельный петух кувыркался через голову и снова бросался в бой. Петух полковника не атаковал. Он отбивал все наскоки соперника и вновь оказывался на прежнем месте. Ноги у него больше не дрожали.

Герман перепрыгнул барьер, поднял петуха полковника и показал зрителям на трибунах. Раздались громкие крики, аплодисменты. Полковник подумал, что энтузиазм публики преувеличен. Все происходящее показалось ему фарсом, в котором сознательно, по доброй воле участвуют и петухи.

С немного презрительным любопытством он осмотрел круглую арену. Возбужденная толпа ринулась по уступам трибун вниз. Полковник разглядывал раскрасневшиеся, возбужденные, сияющие радостной надеждой лица. Это были новые люди. Новые люди в их городе. И тут, словно в каком-то озарении, он вспомнил и заново пережил мгновения, давно уже затерявшиеся на окраинах его памяти. Он перепрыгнул барьер, протиснулся сквозь толпу и встретился со спокойным взглядом Германа. Они смотрели друг на друга не мигая.

– Добрый день, полковник.

Полковник взял у него петуха. Тихо произнес: «Добрый день» и больше ничего не добавил, ощутив пальцами горячую дрожь птицы. Он подумал, что никогда еще не чувствовал в руках ничего более живого, чем этот петух.

– Вас не было дома, – виноватым тоном проговорил Герман.

Его прервал новый взрыв оваций. Полковник смутился. Оглушенный грохотом аплодисментов, он снова, ни на кого не глядя, протиснулся сквозь толпу и с петухом под мышкой выбрался на улицу.

Весь город, а вернее, весь простой люд вышел посмотреть, куда это он направляется в окружении школьников. На углу площади гигантского роста негр, обмотав вокруг шеи змею, взобрался на стол и торговал какими-то шарлатанскими снадобьями. Толпа людей, возвращавшихся из порта, остановилась послушать его зазывания. Но при появлении полковника с петухом, все повернулись к нему. Никогда еще дорога домой не была для полковника такой долгой.

Но он не жалел. Десять лет город жил в сонной дреме, время для него словно замерло. Но в эту пятницу – еще одну пятницу без письма – все пробудились. Полковник вспомнил другие времена: вот он, его жена и сынишка сидят, укрывшись под зонтом на спектакле, который шел, несмотря на ливень; вот партийные руководители, тщательно причесанные, в такт музыке обмахиваются веерами во дворе его дома. В ушах у полковника до боли явственно прогремела дробь барабана.

Он пересек улицу, параллельную реке и здесь тоже шумную, как во время выборов, о которых все уже давно позабыли. Люди наблюдали за разгрузкой цирка. Какая-то женщина из глубины своей лавки крикнула ему что-то про петуха. Но полковник был целиком погружен в себя и прислушивался к далеким, почти забытым голосам, все еще звучавшим в душе, как отголоски недавней овации на арене.

Дойдя до дома, он обернулся к детям.

– А теперь – все по домам! Не то возьму ремень.

Он запер дверь на засов и сразу прошел на кухню. Жена, тяжело дыша, вышла из спальни.

– Они унесли его без спросу! – закричала она. – Я говорила им, что петух не покинет нашего дома, покуда я жива.

Под ее громкие причитания полковник привязал петуха к столбу рядом с плитой и сменил воду в его миске.

– А они сказали, что перешагнут даже через наши трупы, потому что петух принадлежит не нам, а всему городу.

Только закончив с петухом, полковник вгляделся в расстроенное лицо жены и без удивления заметил, что оно не вызывает у него ни угрызений совести, ни жалости.

– Они поступили правильно, – устало сказал он. Затем, порывшись в карманах, с какой-то бездонной нежностью добавил: – Петух не продается.

Жена проводила его в спальню. Полковник выглядел вроде бы обычно и в то же время каким-то далеким, словно она видела его на экране. Он вынул из шкафа деньги, прибавил к ним те, что лежали у него в карманах, пересчитал и убрал в шкаф.