Полководец

Теперь вся почти немыслимая панорама от Полярного до подступов к Баку сложилась, и представление мое о военном театре стало полным. И сделал ты это точно, отлично, с опорой на действующих лиц «драмы» без паясничанья в адрес Гитлера и его генералов, без того фельдфебельского уничижения, которое оборачивалось и умалением исторического подвига нашей армии.

Как-то тебе удался тон – спокойный, доказательный, без «посвиста», тон – во всем, что касается Сталина, Ворошилова, трудных тем и т. д. И многое оказалось возможным из того, что казалось невозможным. И разгадка тут, я думаю, не только в самом спокойном тоне. Все сложности ложатся на судьбу и характер Петрова, а он так привлекателен и значителен в своей человеческой и гражданской сущности, что с ним не может быть связано никакой нечистоты. Тут правда, только правда, а ее надо выслушать.

Вся публикация – внутри, в ее капиллярах и сосудах – проникнута духом братства, интернационализма. Запад – благожелательный к нам в годы войны, конечно, писал в газетных шапках: «Русские нанесли удар», «Русские наступают», «Русские побеждают» и т. д. И мы тоже привыкли к этой формуле, к тому, что русские здесь синоним Советского Союза, советского народа. Но как важно рассказать о том, что дрались мы одной семьей, все вместе, и кровь пролили все народы страны. (Я сам понял это вполне однажды в Таджикистане, в горном кишлаке, увидев гранитную плиту с десятками имен павших.) Кавказ позволил тебе вполне выразить эту важную тему, и сделал ты это сильно, от души.

Много, много добра в этой твоей документальной прозе, а в сущности – в исповеди и в признании любви к Петрову, которого полюбили и мы. Сила документальной прозы велика. В уходящем году мы убедились в этом, читая Крона, тебя и Юрия Казакова, такого неожиданного и прекрасного в его любви к Вылко.

От души желаю тебе доброго славного года впереди, а за ним долгой череды лет, душевной крепости и славной работы за столом.

Обнимаю, твой Саша Борщаговский.

27.12.1983 года».

Наверное, читатели уже подумали о том, что автору пора бы привести и обещанные критические замечания в адрес «Полководца». Я не забыл это обещание. Их было немало. Были даже не только критика, но, я бы сказал, и злопыхательство, вроде того:

«…жаль, что ты, Карпов, не погиб в лагере, тогда бы не появилась эта книга».

Не всем правда, написанная в «Полководце», пришлась по нутру. Я отношу подобные пожелания в адрес тех, кто, наверное, стоял на вышках лагерного ограждения или же «обслуживал» меня в тюремных камерах, когда я числился «врагом народа». Я не могу их письма отнести к критике. А вот серьезные критические замечания человека, разбирающегося в литературе, компетентного как в делах исторических, так и военных, я ниже привожу.