Полководец. Биографическая повесть

Тут я и застал его на веранде. За чаем. В первый раз за годы знакомства увидел я нашего командующего в домашней одежде, в тапочках. И, удивленный его новым обликом, по-видимому, не сумел этого скрыть.

- Что, непохож на себя? - усмехнулся он. - Да, и наш брат не всегда на все пуговицы застегивается. Садитесь, попьем чайку. Самое российское занятие. В детстве бывала самая большая радость в семье, когда на столе поет самовар. Я ведь и сейчас самовар люблю. Только вот затерялся где-то мой при переездах. Вам как, покрепче? С сахаром?

Я напомнил о его обещании. Конев снова усмехнулся:

- А вы памятливы. Ну что ж, как в народе говорят: не дал слова крепись, дал - держись. От своего обещания не отступают.

- Тем более, что теперь рассказать вашу биографию нужно уже и из политических соображений, - сказал я, вспоминая о вчерашней пресс-конференции. - А то вон какие вопросы задавали вам иностранные корреспонденты в Праге.

- И это верно. Смешные, однако, и не простые вопросы. Уж очень им всем не хочется признавать, что хваленых немецких генералов опрокинули и разбили в войне рабочие и крестьяне… Бумага у вас есть? Сегодня я себе выходной сделал. Первый выходной с начала войны.

И тем же твердым голосом, каким четыре с половиной года назад диктовал свою статью в занесенной снегом избушке, он начал:

- «Родился я в деревне Лодейно (Ныне Подосиновского района, Кировской области.) на Вологодчине 28 декабря 1897 года в семье крестьянина-бедняка. Деревня наша была большая, лежала на большаке, ведущем из Котельнича в город Великий Устюг. По этому большаку непрерывно в оба конца, в особенности зимой, ходили длинные обозы с хлебом в глубь страны и с водкой для всех казенок в обратную сторону. Вот этот оживленный тракт в значительной степени и определял жизнь нашей деревни…»

Он диктовал четко, страницу за страницей. И, поражаясь его памятливости, я легко рисовал себе картины того уже далекого прошлого. Дореволюционная вологодская деревня, высокие дома с подклетьями, рубленные из толстенных бревен. Колодезные журавли. Корыта для пойки лошадей и коновязи чуть ли не под каждым окном. Это для проезжавших подводчиков, останавливавшихся на ночлег или постой. И леса - густые, вековечные вологодские леса, где в ту пору только еще начинали по-настоящему стучать топоры.

Матери Иван Конев не помнил. Она умерла при родах. И рос он на попечении сестры отца, тетки Клавдии, пожертвовавшей своей личной жизнью для воспитания племянника и младшего брата, тоже сироты, Григория. Этот дядюшка Григорий и по годам и по повадкам мало отличался от племянника: вместе играли, вместе ходили по грибы, ягоды, вместе ловили пескарей в речушке Пушма, вместе «откалывали» разные озорные штуки. Однажды Григорий пообещал Ивану научить его летать. Он спустил племянника на полотенце из окна. Избы в тех краях высокие, и Иван завис «между небом и землей», а когда полотенце вырвалось из рук дядюшки, упал и довольно сильно ушибся. Впрочем, отцу было сказано, что синяки и царапины получил, выгоняя из огорода чужого козла.

С шести лет Иван приучился помогать по хозяйству. В страдную пору, когда все взрослые уходили на сенокос или на полевые работы, его оставляли домовничать, снабдив краюхой хлеба, кринкой молока и наказав караулить дом. Он мел полы, присматривал за курами, кормил их, носил свиньям пойло…

Дом Коневых, как говорят на Вологодчине, стоял на юру, на бойком месте. В нем постоянно останавливались подводчики. Иногда в горнице размещали приказчиков, приезжавших от лесоторговцев. Ивану приходилось ставить для них самовар, бегать в лавочку за баранками, за махоркой, выполнять мелкие поручения. Приказчики эти - народ бывалый, много видавший, любящий побаловаться водочкой, а под хмельком и развязать языки. Мальчик с интересом прислушивался к их беседам, рассказам, побасенкам и, вероятно, поэтому всегда казался старше своих лет.

Подростком взялся Иван и за настоящую работу, стал помогать отцу вывозить с лесосек бревна. Зимний лесоповал - нелегкое мужское дело. Огромные сосны надо подрубить, спилить, свалить в нужную сторону, ошкурить, поднять на сани и отвезти к речке Пушма…

- Работа, конечно, не для мальчика, - говорю я.

- Не для мальчика, что верно, то верно, - подтверждает маршал. Однако работа научила нас многому. Так, благодаря колу и ваге, которыми мы поднимали и перехватывали бревна, - улыбается он, - я понял, что такое рычаг первого рода, задолго до того, как узнал о нем в школе на уроке физики.

С большой теплотой вспоминает маршал сельскую трехклассную школу, куда он пошел вместе со своим дядюшкой Григорием, будучи на год моложе остальных своих однокашников. Преподавал там немолодой уже учитель. Он любил детей, понимал их, имел подход к каждому. Человек был, по-видимому, незаурядный. На уроках умел увлечь весь класс. Особенно преуспевал Иван в чтении. После первого класса соседи уже заставляли его читать письма, а то и старые газеты, которые завозил в глушь из города какой-нибудь подводчик.