Приведем в подтверждение заключение маршала Жукова. "Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не предполагался,- писал он в своих воспоминаниях.- Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов" (Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Т. 2. М., 1990, с. 29-30).
Ситуация на фронте буквально взорвала самые основы военной доктрины, разработанной в предвоенные годы, на которую опиралось в своих расчетах советское политическое и военное руководство. Предполагалось, что мы ответим двойным ударом на удар врага и будем вести войну на его территории. Это лежало в основе патриотического воспитания масс. Стратегическая оборона, а тем более отступление в глубь страны не предусматривались и не готовились.
Создавшаяся на фронте реальная обстановка требовала немедленного коренного пересмотра прежних планов, самих взглядов на способы ведения войны, вооруженной борьбы. Необходимо было решительно отказаться от считавшихся незыблемыми догм, найти новые, нестандартные решения. И все это требовалось совершить в условиях стремительного наступления противника, отчаянной нехватки времени. События развивались смертельно опасно.
От советского политического руководства и военного командования требовались быстрота ориентировки в стремительно развивавшихся событиях, своевременное принятие кардинальных решений, соответствующих сложившемуся положению на фронте, максимально энергичное, умелое и решительное осуществление выработанных мер на практике. Промедление привело бы к разгрому армии, гибели страны.
Первой реакцией советского руководства и военного командования на вторжение врага было стремление действовать по ранее разработанным планам. Это обусловливалось отсутствием реальных сведений о том, что происходило на фронте. В Москву поступали сведения, зачастую не соответствующие действительному положению дел, а то и приукрашивающие обстановку. Следствием этого явилась Директива ( 2 Главного Военного Совета, отданная в 7 часов 15 минут 22 июня и требовавшая: "Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили границу" (ЦАМО, ф. 318. оп. 4631, д. 1, л. 1). Общая обстановка первоначально рассматривалась как относительно сносная. В 21 час 15 минут того же дня Главным Военным Советом за подписью Тимошенко, Маленкова и Жукова фронтам была отдана Директива № 3, которая ставила задачу нанести по вторгшемуся врагу мощные контрудары, перейти в контрнаступление и захватить стратегическую инициативу.
Предпринятые попытки нанести контрудары лишь кое-где привели к успеху, но в целом не могли переломить обстановку. Условия, в которых Красная Армия вступила в войну, оказались настолько сложными, а последствия первых массированных ударов врага настолько тяжелыми, что даже невиданный героизм советских воинов не в состоянии был изменить развитие событий на фронте.
Хотя и с определенным запозданием, последовали новые радикальные решения советского руководства и военного командования. На исходе третьих суток войны, в ночь с 24 на 25 июня, Сталин приказал Тимошенко немедленно направить командующему Западным фронтом директиву об отводе войск на рубеж Лида, Слоним, Пинск.
Учитывая, что в ближайшее время вырвать инициативу из рук врага не удастся, Советское Главное Командование в конце июня приняло решение о переходе на всем советско-германском фронте к стратегической обороне, на пути противника создавалась глубоко эшелонированная оборона. Упорным сопротивлением подрывалась наступательная мощь врага.