Полководец. Война генерала Петрова

— К операции готовили меня три месяца. Бакулеву все не нравился прибор, что-то в нем, по его мнению, было еще ненадежно. Ну вот пришел срок, когда все отрегулировали. Меня привезли в операционную, дали наркоз. Уснул я одним человеком, а проснулся совсем другим. Я просто не верил тому, что произошло. У меня было нормальное дыхание, я не задыхался, чувствовал прилив сил и даже боли в швах, которые остались от вскрытия грудной клетки, я не ощущал — до того мне было хорошо. Сердце мое билось ровно, дышал я равномерно. Пришел меня навестить Бакулев, спрашивает: «Ну как?» Я говорю: «Я бы тех, кто сделал этот стимулятор, на руках носил, дорогой Александр Николаевич!» Все трудные дни после операции меня выхаживала моя жена, дорогая Вера Павловна. И вообще, если бы не она, я давно бы уже, конечно, помер. Ведь шесть лет, пока я лежал в постели, она от меня не отходила.

Я попросил Прокофия Павловича рассказать подробнее о Вере Павловне. Он немного подумал. В глазах его появилось не только какое-то особое тепло, но, как мне показалось, даже слезы. Бывает такое у пожилых людей.

— Познакомились мы в тысяча девятьсот тридцать пятом году. Пошел я как-то на берег в увольнение. Вот и встретились, разговорились. Хорошая она была девушка, но беда у нее случилась. Работала она в госпитале, в прачечной. И вот попала у нее рука в машину, и оторвало несколько пальцев. В общем, случилось так, что сначала я пожалел девушку, а потом и полюбил ее всей душой. И вот с тех пор мы вместе, не расстаемся. Не знаю, много ль я ей помог, но мне без нее не жить бы, она меня выхаживала не раз.

Слушал я Прокофия Павловича, смотрел на этого и сейчас еще большого и сильного человека, на его седую бороду, и казался он мне каким-то былинным героем.

Вот уже шестнадцать лет живет Прокофий Павлович с батарейкой-стимулятором. После первой операции он с женой вернулся в Севастополь, и жизнь у них пошла веселее. Прокофий Павлович работал в саду, окапывал деревья, возился с огородом, обрезал виноград. Но счастье это длилось недолго: через полтора года стимулятор ослаб, и снова надо было делать операцию. Саенко поехал в Москву, там его ожидали. Они уже знали, что пора менять батарейки. Сделали ему еще операцию, заменили стимулятор. И вот опять началась спокойная жизнь дома.

— В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году я последний раз видел Бакулева, — грустно сказал Прокофий Павлович. — И в этот раз он меня осмотрел. Ну что же, говорит, моряк, очень хорошо, в понедельник я займусь тобой. А ночью его самого привезли с инфарктом! Это у него уже был, оказывается, не первый. Через несколько месяцев Александра Николаевича Бакулева не стало. Вот я, видите, живу, а какое у меня было положение? Абсолютно безнадежное. Меня он вытащил, спас, а его никто вызволить не смог. Профессор Савельев тогда сделал мне еще одну операцию. Поставил новую батарейку. С ней я дожил до тысяча девятьсот семьдесят первого года, а в семьдесят первом году еще одна операция и опять — новая батарейка, с которой я живу вот и посегодня.

У академика Бакулева в его рабочем кабинете под стеклом на столе лежало то самое письмо, которое когда-то написали моряки-севастопольцы с просьбой помочь Прокофию Павловичу Саенко. Бакулев всегда с гордостью показывал это письмо многочисленным гостям, и особенно зарубежным. Он гордился этим письмом и говорил: «Вот, смотрите, без печати, не служебный бланк, а простое обращение людей, в котором выразилась живущая в народе любовь к герою Отечественной войны, ветерану. Вот эта народная любовь помогла нам бороться за жизнь Саенко».

В Севастополе «кровь быстрее обращалась в жилах» не только от чувства гордости и ощущения близости к героической земле. Волнение охватывало и оттого, что в удивительное, счастливое время довелось мне быть на этой земле, когда еще живы герои, вершившие здесь подвиги! Очень памятное знакомство произошло на Сапун-горе. Только в наши дни можно встретить такого необыкновенного экскурсовода! Здесь работает в экскурсионном бюро Николай Евдокимович Ехлаков. Он бывший кадровый офицер, член партии с 1932 года. В Красной Армии служил с 1934 года, участвовал в боях на озере Хасан, где был награжден орденом Красного Знамени.

В период обороны Севастополя с августа 1941 года был комиссаром 7-й бригады морской пехоты, которую по фамилии командира называли жидиловской. Это он, когда ранило командира бригады, принял на себя командование, а Петров сказал, узнав об этом: «Не надо подбирать комбрига. Ехлаков справится». Знал и уважал боевого комиссара командарм! И Николай Евдокимович оправдал его доверие: четыре раза был он ранен в тех боях, но не ушел с передовой, оставаясь со своими бойцами до последнего. Только когда он в пятый раз был тяжело ранен, его вывезли из Севастополя на подводной лодке и отправили в госпиталь. После излечения он участвовал в боях до победы над фашистами и закончил войну штурмом Кёнигсберга.