«Эти воспоминания придется начать с того, что я не знал о грянувшей войне. В наши дни может показаться странным — как такое оглушительное, потрясшее весь мир событие могло пройти мимо какого-нибудь человека. И все же это так. Я не знал о начавшейся войне ни 22 июня 1941 г., ни через неделю, ни через месяц. Не может такое быть? Очень даже может.
В те дни я сидел в одиночной камере.
За что я угодил сюда? В те годы попасть в тюрьму было очень просто. Достаточно было сказать… Впрочем, это не тема наших воспоминаний. О тех временах написано много… Не берусь делать каких-либо обобщений. Скажу лишь о себе.
Я жил с родителями в Ташкенте. В 1939 г., после окончания средней школы, поступил в Ташкентское военное училище им. В.И. Ленина.
В мае 1941 г. в училище произошел очередной выпуск лейтенантов. Но на складе остался невыданным один комплект обмундирования: шинель и гимнастерка с двумя кубарями на петлицах, новый хрустящий ремень, хромовые сапоги, чемодан и прочее “приданое” молодого командира. Это был мой комплект. Его шили для меня. Я ходил на примерки.
Меня арестовали незадолго до выпуска. И вот за что.
Однажды, готовясь к семинару, я читал брошюру о работе Ленина “Что делать?”… Сразу предупреждаю: никаким сознательным борцом против культа личности Сталина я не был. Просто я очень любил Ленина, и меня коробило от того, что о Ленине вспоминали все реже.
Вот и в тот вечер, читая брошюру, я подчеркнул в ней красным карандашом имя Ленина — оно упоминалось 60 раз, а синим карандашом — Сталина, о нем говорилось 80 раз. Затем сказал соседу, такому же курсанту, как я, он сидел за этим же столом:
— Черт знает что! Когда Ленин писал “Что делать?”, он даже не знал, что на свете существует Сталин. Они встретились гораздо позже! Ну почему нужно заслонять Ленина Сталиным? Зачем ему приписывать то, чего он не делал?
Я показал соседу свои подсчеты в брошюре. Этого было достаточно. Меня арестовали. В 19 лет я стал “врагом народа”. Первый вопрос, который мне задали на допросе, звучал так:
— Кто вам давал задание компрометировать вождя народов Иосифа Виссарионовича Сталина?
Серьезная формулировка для тех дней! И попробуйте на этот вопрос ответить!
Однако вернемся к воспоминаниям о войне. Через несколько месяцев меня перевели в общую камеру. Естественно, я стал спрашивать, какие новости на воле. Мой собеседник, исхудавший человек, печально сказал:
— Дела плохи, наши войска оставили Киев.
В полной уверенности, что со мной говорит сумасшедший, я отошел от этого человека подальше. Затем я заговорил с другим, третьим.
И стал замечать, что теперь уже от меня люди отходят с опаской. Они меня принимают за помешанного. И не напрасно — может ли быть человек нормальным, если у него в сознании провал, если он ни слова не знает о войне, которая полыхает над страной уже несколько месяцев?
Вот так я впервые услышал о войне. Дальнейшее развивалось по обычной для тех времен схеме. Чтоб не погибнуть в подземелье и выйти под небосвод, я "признал вину”. Несправедливый суд… Пересыльный пункт. Обледеневшие товарные вагоны. Долгий путь на север. Лагеря».
