Полководцы Древней Руси

В Чернигове же он был никем. Кажется, что все здесь его, родное. Это его прирожденная отчина. Здесь он увидел свет, крестился в соборе Спаса, здесь в этом же соборе лежат сейчас останки его отца и старшего брата. Он вырос в этих хоромах, где ныне обретаются его стрый Всеволод и двоюродный брат Владимир, он воевал на этих крепостных стенах; отроком, как и другие молодые князья, взял впервые в руки меч и щит; он знал каждую дорогу в лесах, что окружали Чернигов, все звериные ловы, все выходы в чистое поле, откуда шли черниговские дружины против степняков. Он стал здесь взрослым князем, отсюда ушел княжить на свой первый стол. Весь Чернигов знал княжеских сыновей, и они знали здесь всех и каждого, и вот теперь нет отца, и круто изменилась вся жизнь. Глеб погиб, Роман обретается в далекой застепной Тмутаракани, а он, Олег, стал князем-изгоем, как те князья, чьи отцы никогда не выходили в первый ряд княжеской лествицы и умирали на малых столах. Его же отец был великим князем, он добыл престол в союзе с братом Всеволодом, и теперь Всеволод, забыв прежнюю дружбу с отцом, ради своей корысти и корысти своего сына помогает Изяславу изменить лествичный порядок на Руси, рушит древние законы, заветы старого Ярослава.

Олег по-прежнему был дружен с Мономахом. Всю весну они провели вместе, ходили охотиться на вепря и на всякую весеннюю перелетную птицу, били ее соколами, стреляли из лука. После охоты Олег звал Владимира в свои хоромы — в ту часть бывшего Святославова дворца, которую отвел для него Всеволод. Там они пили малиновый мед, говорили о многом, но оба по какому-то молчаливому согласию не трогали межкняжескую лествицу. Олег понимал, что Владимир уже обошел его и что вряд ли ему теперь удастся догнать Мономаха. Владимир же видел, что неустроенность и изгойство мучают Олега, встают между ними непреодолимой стеной, и это заставляло его все время быть настороже, стараться не задеть, не обидеть Олега, а того злила эта уступчивость Мономаха. Все чаще и чаще во время пиров Олег вдруг мрачно замолкал, смотрел невидящим взглядом перед собой, забывал о людях, его окружающих, и тогда в горнице наступала неловкая тишина, пока кто-нибудь вдруг не нарушал ее громким словом, хорошей шуткой.

В один из дней послепасхальной недели Мономах потчевал в своих хоромах Олега. Тот пришел задумчивый, тихий, ласково поздоровался с княгиней Гитой, вспомнил, как встречал ее вместе с покойным Глебом в Новгороде, а потом, как после похода в западные страны, крестил здесь же, в Чернигове, новорожденного Владимирова сына Мстислава-Гарольда.

Двоюродные братья сидели во главе стола, и Мономах провозглашал здравицу в честь дорогого гостя и милого друга Олега.

Шумел стол, плавно текла беседа, но не было в ней свободы и истинной радости, угадывалось что-то натужное, будто давило ее тяжким камнем, и оттого тускнела она, лишалась соков.

В конце застолья Олег поднял чашу за двоюродного брата, за княгиню, за дорогих ему людей. Он уже много выпил, язык его шевелился плохо, но Олег крепился, старался не смутить покой гостей. Уходя к себе, он обнял Мономаха: «Прощай, брат. Бели что — не держи на меня сердца». Владимир обнял Олега, и снова перед ним был прежний лихой мальчишка — вспыльчивый, заносчивый, добрый.

Через несколько дней по Чернигову молнией пронесся слух: Олег Святославич с верными ему людьми, небольшой дружиной ушел на юг, бежал в Тмутаракань к Роману Святославичу. Всеволодовы люди бросились в Олегову половину — она была пуста. Олег увез с собой казну, дорогие заморские золотые и серебряные сосуды, исчезли и все детские его безделицы, которые годами здесь бережно хранили Святославовы слуги. Передавали, что Олег поклялся вернуться в Чернигов с боем и возвратить себе отцовский стол.

И разом рухнул мир на Руси. Раскололся народ в Чернигове. Завопили приспешники Святославова дома, побежали по улицам, заволновались люди в Киеве, забеспокоился великий князь Изяслав. Это по им установленному порядку грозил ударить прежде всего Олег Святославич.

Едва весть о бегстве Олега дошла до Мономахова двора, как князь быстро стал собираться в дорогу — с женой и сыном. Теперь нарушен мирный строй русской жизни, вновь зашатаются столы, поднимут голову все враги Руси, возродится извечный ненавистник Ярославичей — полоцкий князь Всеслав.

* * *

Затаились князья каждый в своем городе: Изяслав — в Киеве, его сыновья Святополк — в Новгороде, Яро-полк — в Вышгороде, Всеволод Ярославич — в Чернигове, Мономах — в Смоленске. Но недолго они были в неведении. Не тот человек был князь Олег, чтобы оставаться в тени. Уже на исходе лета он вышел из Тмутаракани на Чернигов вместе с Борисом Вячеславичем. Двоюродные братья вели на север свои конные дружины и половецкое войско. Писал позднее летописец: «Приведе Олег и Борис поганыя на Русьскую землю, и пойдоста на Всеволода с половци». С этих дней и считает летописец начало великих междоусобий на Руси, открытых Олегом Святославичем, или Гориславичем, как назван он в «Слове о полку Игореве».