— Добычу можно искать не только в Царьграде. На Хвалынском море[12]
тоже есть богатые города. Отошли туда варягов. Если надобно, я сам с ними пойду. Тогда Хельгу поверит в наше чистосердечие…Князь Игорь сразу оценил мудрость воеводы. Варяжские наемные дружины нельзя держать в бездействии, иначе они, как саранча, пожрут нивы своего нанимателя. А до Хвалынского моря далеко, путь туда опасен из-за хазар и других воинственных народов. Долгим будет поход конунга Хельгу. А может, и безвозвратным…
Благодарно кивнув Свенельду, князь Игорь обратился к варяжскому конунгу — сердито, будто бы даже с обидой на его горячность и несправедливые упреки:
— Напрасно ты подумал, конунг, что ваши мечи будут ржаветь в ножнах. Пойдешь с судовой ратью на Хвалынское море. Дам тебе ладьи, и припасы, и оружие и воев отпущу, кто пожелает идти с тобой. С греческим же царем у меня мир нерушим!
Конунг Хельгу пошептался со своими ярлами и согласился. Но поставил два условия. Пусть-де Игорь договорится с греками, чтобы те беспрепятственно пропустили его войско через Босфор Киммерийский. И еще пусть с ним вместе будет в походе кто-нибудь из знатных княжеских мужей, чтобы все видели: не от себя воюет конунг, но от князя Игоря.
Игорь указал рукой на Свенельда:
— Он пойдет. Отрываю от сердца своего.
Хельгу поклонился, удовлетворенный…
Через несколько дней ладьи Хельгу и Свенельда покинули дунайское устье. К варягам присоединилось немало дружинников и воев, решивших искать счастья и добычи в дальних краях. Греческие послы не только пообещали пропустить ладьи через море, но и разрешили заходить по пути в порты Таврики[13]
за водой и съестными припасами.Когда ладьи скрылись за горизонтом, Игорь вздохнул с облегчением. Разве мог тогда князь знать, что в Хвалынском походе завяжется первый узелок древлянской трагедии, погубившей его?
А пока на смену военным заботам пришли заботы мирные, посольские, требовавшие не стремительности и безрассудной храбрости, но мудрого терпения и предусмотрительности. Война венчается добрым миром, а недобрый мир порождает новую войну. Но новой войны не хотели ни русские, ни греки и потому единодушно приступили к строению мира.
В Киев без обычной пышности приехало немногочисленное греческое посольство — обговорить предварительные условия мира. Посольство возглавлял патриции Феофан, три года назад погубивший своими огненными триерами русский флот у Босфора. Феофан был живым напоминанием об опасностях, которые подстерегают руссов в случае нового похода. Намек императора Романа был понятен: Византия не боится войны, хоть и стремится к миру. Но и Русь тоже но хотела воевать. С кем было воевать, если лучшая часть войска уплыла на Хвалыяское море, а вой разошлись по своим землям?
К тому же греческие послы не требовали ничего обидного и невозможного. Патриций Феофан был согласен подтвердить прежний, еще со времени Олега Вещего, торговый договор, только просил, чтобы руссы не воевали херсонскую сторону и ее города, не мешали херсонцам ловить рыбу в устье Днепра, но сами бы защищали их от возможных набегов печенегов, черных болгар и хазар. Доверенные мужи князя Игоря тоже не упорствовали. Переговоры шли успешно.
Перед отъездом греческие послы изъявили желание, чтобы князь Игорь самолично подтвердил хартию о мире, В посольской горнице киевского дворца по этому случаю собрались немногие избранные люди: сам Игорь, княгиня Ольга, бояре, которые должны поехать вместе с послами в Царьград. От князя Игоря был назначен послом боярин Ивор, от княгини Ольги — Искусеви, от княжича Святослава — Вуефаст. И от других князей и княгинь русских тоже были послы: Слуда, Улеб, Канпцар.
Имена эти навечно сохранила русская летопись…
Кормилец[14]
Асмуд вынес на руках княжича Святослава.Малолетний княжич был в полном княжеском одеянии: в багряном плаще-корзно, в круглой шапке с опушкой из горностая, в красных сафьяновых сапожках; на шее мальчика тускло поблескивала золотая цепь — знак высшего достоинства, к наборному серебряному поясу подвешен прямой меч. Все было точно таким же, как у самого князя Игоря, но крошечным, будто игрушечным, — княжичу Святославу пошел лишь третий год…
Греческие послы многозначительно переглянулись. Им ли, познавшим кровавые интриги императорского двора, было не знать, что законный и притом единственный наследник означает устойчивость государственного порядка? Принимая послов вместе с сыном и намеренно обрядив мальчика в полное княжеское одеяние, Игорь явно подчеркивал, что ему есть кому передать власть, что на Гуси не предвидится губительной внутренней смуты…
Еще раз переглянулись греческие послы, когда князь Игорь объявил имена своих послов к императору. От малолетнего княжича был назначен отдельный посол, и назван был сразу за послом самого князя. Князь Игорь как бы указывал место княжича: рядом с собой.
Обратили внимание греческие послы и на княгиню Ольгу.