Первое свещание произошло в шатре Святополка. Сидели тесно на лавках, укрытых дорогими коврами. Как и следовало ожидать, все началось с взаимных попреков: Святополк выговаривал ханам все их клятвопреступления и неправды, ханы крутили головами, отговаривались тем, что русские князья не держали слова и не присылали вовремя ежегодных даней. Старый враг Боняк сидел напротив Мономаха. Владимир видел его настороженный взгляд, быстрые рысьи движения. Хан бросал в его сторону резкие слова: это переяславский князь не держит роты, это он задерживает денежные выплаты за мир, это он, нарушив посольский обычай, избил ханов Итларя и Китана, а потом перерезал всю их чадь.
Мономах молча слушал гневные слова Боняка и вспоминал, как они со Святополком уже не раз гнались за этим увертливым степным хищником, стараясь отбить у него полон, а тот все ускользал от них, заметал следы, обманывал их на бродах. Как было бы пригоже сейчас, как в Переяславле с Итларем, покончить со всеми ханами вместе. Но ведь не это решает успех дела. Появятся новые ханы. Половцы сильны своим множеством, своими табунами, только походы в степь и удары по их станам могут впредь обезопасить русские земли.
Он спокойно отвечал Боняку, и лишь тихий голос и бледность, разлившаяся по щекам, выдавали его волнение и негодование.
Потом был пир около Святополкова шатра, а наутро снова многие разговоры. На этот раз свещание проходило в шатре старого Аепы; князья и ханы сидели на устланной кошмами и: коврами земле. Около входа в шатер стояли недвижимыми истуканами телохранители Аепы, и Мономах поймал себя на мысли: а что, если они вот так вот возьмут и без лишних хлопот прикончат всех князей разом, и снова на ум пришло, что появятся новые князья и нескончаемая война продолжится. Нет, только походы в степь могут приостановить этот вековой натиск кочевников. Он не предполагал, что в ходе этого натиска можно уничтожить половцев как народ; народ вообще нельзя уничтожить, и те, кто мечтает об этом, — слепцы или безумцы, но подавить военную силу этого народа — так, чтобы она не могла подняться долгие годы, — можно.
Ханы снова ловчили, жаловались на русские неправды, а князья ловили их на словах и радовались этому как малые дети, и было видно, что все это игра, которая должна была прикрыть простое нежелание Святополка и Святославичей постоять за Русскую землю, взять на себя заботы и тяготы предстоящих походов, и была еще скрытая мысль, что если начнется новый выход половцев на Русь, то Мономах как переяславский князь сам будет отбиваться от них.
После недельных пустых переговоров свещание наконец завершилось. 15 сентября 1101 года князья и ханы дали роту в том, что во веки веков они будут хранить мир друг к другу, не порушат чужих рубежей, что русские земли отныне перестанут платить ежегодные денежные уклады половецким коленам и путь на обе стороны для послов и гостей будет чист.
На следующий день шатры были свернуты и поле под Саковом очистилось: ханы ускакали в степи, а князья разъехались по своим городам.
Конец 1101 и первая половина 1102 года прошли спокойно. Степь будто вымерла. Исчезли далекие половецкие сторожи, которые постоянно толклись на краю поля, прекратились нападения половцев на купеческие караваны и на приграничные села и городки. Неужели ханы и впрямь решили соблюдать мирное устроение? В Киеве и Чернигове ликовали. В Переяславле сомневался и недоумевал Владимир Мономах. Теперь уже нелепой казалась его мысль о походе в глубь степи всеми русскими воинскими силами. И все-таки Мономах не расстался с ней. Он не верил ханам — да и как можно было им верить, когда целых сорок лет, почти ежегодно, вся жизнь доказывала обратное.
Переяславский князь исподволь готовил к походу большое войско, перебирал народ в Переяславле и волости, снова выехал в Смоленск, а оттуда в Ростов, к сыну Святославу, встречался опять в Смоленске с Мстиславом. К этому времени Гита родила своего восьмого сына, которого нарекли Андреем в честь греческого святого Андрея Стратилата. После этого она занемогла и на долгие недели оставалась в Переяславле, не сопровождая, как обычно, мужа в его поездках по городам и волостям.
Осенью 1102 года во время пребывания Владимира в Смоленске туда пришла весть из Киева, поданная Святополком через срочного гонца. Тот, как всегда бывало в таких случаях, вошел в горницу, мотаясь из стороны в сторону от усталости, весь облепленный октябрьской грязью, и лишь вымолвил несколько слов: «Князь, иди в Переяславль, Боняк вошел в твою землю, ограбил волость, идет к городкам на Суле».
Мономах не удивился. Ему казалось, что он постоянно ожидал эти вести, и теперь он действовал скоро и четко. Послал одного гонца в Ростов к Святославу, чтобы высылал дружину и воев к Чернигову. Другого направил в Киев сказать Святополку, что идет в Киев сам, третьего погнал в Переяславль к Ярополку сказать, чтобы блюл город от поганых, а его, Мономахову, дружину отпустил бы к Киеву.