Византийский историк допустил неточность: не все руссы погибли на дворцовой площади Преслава. Воевода Сфенкел с горсткой дружинников прорвался и ушел из города. Византийцы преследовали его, но не сумели настигнуть. Сады и виноградники, которыми изобиловали окрестности болгарской столицы, укрыли беглецов от погони. Ночью Сфенкел выбрался на доростольскую дорогу, еще не перекрытую византийскими заставами.
Облицованные мрамором стены были нарядны и холодны. Многоцветный мозаичный пол дышал леденящей стужей. Ветер с Дуная, проникая сквозь широкие, забранные причудливыми бронзовыми решетками окна, обдавал промозглой сыростью. С трудом верилось, что в этот самый час над Доростолом висит ослепительное южное солнце, что вокруг дворца цветут сады и горожане ходят в легких одеяниях. Сумраком, сыростью, зловещими тенями, тревожными шорохами, несмываемыми следами чужой непонятной жизни были переполнены покои древнего доростольского дворца, временного жилища князя Святослава.
Пересчитывая шагами скользкие каменные плиты, князь с грустью и сожалением вспоминал о теплом ласковом дереве киевских теремов. Камень будто клетка — давит, леденит, навевает недобрые мысли. Видно, права в чем-то была княгиня Ольга, предостерегая от расставания с отчиной. Душа человека требует домашнего тепла…
А может, мрачные мысли пришли от недобрых известий?
Радоваться действительно было нечему. Начало войны с императором Цимисхием проиграно, и Святослав отдавал себе в этом отчет.
Вчера в этом мрачном и холодном зале перед Святославом сидел патриций Калокир, будто бы чудом вырвавшийся из осажденного Преслава. Святослав никак не мог уразуметь спокойствия и высокомерной уверенности грека. Позорное бегство из осажденного города тот представлял если не как подвиг, то уж, во всяком случае, как великую услугу князю руссов!
Правда, известия, принесенные Калокиром, заслуживали внимания. Патриций просидел два дня в тайном убежище неподалеку от Преслава, и верные люди успел и рассказать ему обо всем, что делалось в это время в захваченном греками городе.
Император Иоанн Цимисхий старается предстать перед болгарами избавителем. Он разрешил болгарским пленным уйти кто куда пожелает и объявил, что вступил в их страну не для порабощения Болгарии, но лишь для войны с руссами, против которых единственно будет сражаться. Плененному царю Борису император оставил регалии и царское одеяние, почтительно называл его на людях царем. Благодарный Борис по подсказке императора разослал грамоты своим подданным, чтобы они больше не помогали князю Святославу. Растерянные боляре мечутся, не зная, к кому примкнуть. Они еще не повернули оружия против бывших союзников, но и помощи от них ожидать нельзя. Опытный Калокир правильно подметил эти тревожные изменения…
Князь Святослав мог бы добавить, что не только болярские дружины покинули его. При первых же известиях о вторжении в Болгарию большого византийского войска ушли за Дунай печенеги и венгры. Святослав остался один на один с Цимисхием. Однако, даже зная много больше, чем патриций, князь Святослав не считал, подобно ему, войну проигранной. Кроме начала, война имеет еще и конец. Именно конец войны венчает лаврами победителя!
Поэтому Святослав равнодушно слушал советы патриция Калокира: временно отступить, заключить союз с германским императором Оттоном, который постоянно враждебен Византии, снова нанять печенегов и, дождавшись из Руси нового войска, вернуться в Болгарию. Калокиру легко советовать. Главная забота патриция — о собственной безопасности. Пусть спасается, Святослав его не будет удерживать. Бесполезен теперь Калокир. Пришло время мечей, а не хитроумных интриг, в которых тот чувствовал себя как рыба в воде. Пусть Калокир один отправляется к императору Оттону. За прошлые услуги Святослав даже поможет ему безопасно покинуть пылающую войной Болгарию…
А сегодня в том же зале стоял воевода Сфенкел. Сапоги воеводы были забрызганы бурой дорожной грязью, голова обвязана тряпицей. Сфенкел смотрел растерянно и виновато. Но в чем он виноват, воевода Сфенкел? Он сражался как храбрый воин и снова будет сражаться, когда придет час битвы.
Святослав ласково похлопал Сфенкела ладонью по плечу:
— Ступай, воевода! Милость моя с тобой!
Сфенкел благодарно вздохнул, пошел, шаркая сапогами и пошатываясь, к выходу…
Калокир и Сфенкел… Высокомерный беглец и чувствующий себя виноватым герой… Как они не похожи друг на друга! А ведь оба, каждый по-своему, были с ним, со Святославом…
Но предаваться раздумьям было некогда. Цимисхий, наверно, спешит, он тоже знает цену дням на войне. Святослав трижды хлопнул в ладоши, сказал вбежавшему отроку:
— Зови Свенельда. И гонца, что приехал из Плиски, тоже зови…
Император Цимисхий действительно спешил.
17 апреля он быстрыми маршами двинулся из Преслава к Доростолу, снова поручив заботы об обозе и осадных орудиях паракимомену Василию.