Полководцы и военачальники Великой Отечественной-2

- Правильно, - заметил командарм. - В защитной одежде меньше потерь будет, да и единообразие важно.

- Это понятно, но матросы просят оставить им тельняшки и бескозырки.

- Зачем?

- В атаку ходить. Очень боятся фашисты таких атак. Черными дьяволами зовут моряков.

- Знаю, знаю, - заключил разговор Петров и приказал оставить морякам тельняшки и бескозырки.

Командующему флотом, конечно, пришелся по душе этот диалог.

17 мая 1942 года Октябрьский собрал Военный совет.

- Керчь готовится к эвакуации, - объявил он. - Противник вновь стягивает силы к Севастополю. Следует ожидать нового штурма. Я призываю всех встретить нависшую угрозу с полным сознанием долга, во всеоружии.

Эти слова командующий повторил на совещании командиров, политработников и партийного актива города. В гарнизоне были проведены собрания делегатов от частей и кораблей. Защитники Севастополя поклялись стоять насмерть.

Спустя три дня противник начал сильнейшую авиационно-артиллерийскую подготовку штурма города. Она продолжалась восемнадцать суток. Впоследствии Манштейн отмечал, что во вторую мировую войну немцы никогда не достигали такого массированного применения артиллерии, как в наступлении на Севастополь. Только за пять дней на город и боевые позиции наших войск было сброшено сорок восемь тысяч бомб и сто двадцать шесть тысяч снарядов. В иные дни на Севастополь налетало до трехсот самолетов.

Казалось, в этом кромешном аду, когда сами скалы дрожат от разрывов бомб и снарядов, а солнце не видно за клубами дыма и пыли, ничто живое не может сохраниться. Но защитники Севастополя - солдаты и матросы, командиры и политработники, жители города - но пали духом, с еще большей яростью сражались с врагом, отважно выполняли свой долг на переднем крае и на городских улицах, на боевых постах кораблей и в подземных спецкомбинатах.

На рассвете 7 июня командарм Приморской генерал-лейтенант Петров доложил на флагманский командный пункт о том, что противник возобновил атаки на сухопутном фронте. Сначала можно было подумать, что он прощупывает слабые места. Но анализ обстановки на переднем крае, а также обострившаяся за год войны интуиция подсказывали Октябрьскому, что на сей раз фашисты пошли на штурм. Он спросил мнение командарма о направлении главного удара. Петров полагал, что главный удар наносится с севера, в четвертом секторе.

- Особенно сильно противник атакует в районе станции Мекензиевы горы, - сказал он.

- Это же в трех километрах от Северной бухты, Иван Ефимович.

- Понимаю, Филипп Сергеевич. Сейчас буду говорить с комендантами секторов.

- Скажите им, что дальше отходить некуда. А я поговорю с Моргуновым.

- Он рядом. Передаю ему трубку.

- Все батареи береговой обороны ведут огонь по атакующим, - сообщил генерал-майор П. А. Моргунов. - И не только береговые батареи. Триста шестьдесят пятая зенитная бьет и по самолетам, и по танкам.

- А как тридцатая?

- Капитан Александер доложил, что ведет огонь и пока фашистов вблизи не наблюдает.

- Следите за обстановкой на тридцатой, Петр Алексеевич, - закончил разговор командующий.

Две дальнобойные башенные батареи - 30 и 35-я были гордостью береговой обороны флота. Они с двух сторон прикрывали подходы к Севастополю с моря. По существу, это были небольшие, полностью автономные артиллерийские форты. Четыре двенадцатидюймовых орудия в башнях, казематы и погреба, электростанция и центральный пост, рубка и подземные переходы - многое здесь напоминало корабль. Октябрьский любил во время учений бывать на этих батареях, заботился о том, чтобы каждый офицер береговой обороны, подобно командиру 30-й батареи капитану Г. А. Александеру, был виртуозным снайпером в стрельбе по морским целям. Но теперь Александеру пришлось повернуть башни в сторону суши. И снова тридцатая снайперски разила врага. Ее меткий сокрушительный огонь не только вызывал страх у фашистов на переднем крае, но и сильно тревожил высшее командование противника.

Чтобы подавить башенные батареи, гитлеровцы перебросили в район Севастополя осадные двенадцатидюймовые пушки и мортиры калибром 615 миллиметров, а затем и свою знаменитую "Дору" - восьмисотмиллиметровую пушку, для установки и охраны которой потребовалось полторы тысячи солдат. Но и сама "Дора" никак не могла сокрушить севастопольские бастионы.