Полководцы кавказских войн

Тебе поручается это дело, полагаюсь на тебя, прошу о том...»

Свое согласие стать царским наместником на Кавказе и главнокомандующим расквартированными там русскими войсками Н.Н. Муравьев объяснил следующими словами:

«Когда Государь так убедительно просил меня помочь ему, устраняя лицо свое и призывая единственно любовь мою к Отечеству, я признал в обороте речей его тяжкое для него сознание в несправедливости ко мне и оскорблениях, прежде им нанесенных».

Еще с месяц Муравьев оставался в Санкт-Петербурге, улаживая различные кавказские дела, знакомясь прежде всего со «списочным» состоянием Отдельного корпуса. Картина вырисовывалась довольно безрадостная. Войска численностью более 200 тысяч человек были разбросаны на огромной территории Закавказья и Северного Кавказа, по Черноморскому побережью. Казаки и нижние армейские чины отвыкли от походов и больших тревог, жили оседло — чтобы прокормить себя, им приходилось хозяйствовать на земле.

Кавказская укрепленная линия требовала в то время только бдительной дозорной службы, поскольку большинство горского населения враждебности не выказывало. В годы Крымской войны имаму Шамилю много забот доставляли те области в горах, на которые он стремился распространить собственную власть. До нападений на укрепления Кавказской линии у него «не доходили руки».

Больше всего беспокоило нового главнокомандующего то, что кавказские войска, прежде всего пехота, потеряли былую подвижность, навыки совершать стремительные для врага марш-броски по горным дорогам. Если при Ермолове стрелковый батальон, взяв в дорогу только запас патронов и сухарей, делал в сутки переход в 30 верст, то теперь с трудом осиливал чуть более десяти.

Перед отъездом Император еще раз принял Николая Николаевича. Тот доложил Николаю I о своих планах на ведение войны с Турцией. Что же касается борьбы с Шамилем, то Муравьев прямо сказал, что дела на Северном Кавказе надо стремиться улаживать миром, умной дипломатией, а только потом использовать силу оружия.

Ситуация в ходе Крымской войны вновь поставила Муравьева, теперь уже генерала от инфантерии, во главе действующих сил Отдельного Кавказского корпуса. Перед самым отъездом в Тифлис, уже находясь в Москве, 4 января 1855 года он сделал, без недавних опасений быть прочитанным, следующую откровенную дневниковую запись:

«Не милостью царской было мне вверено управление Кавказом, а к тому Государь был побужден всеобщим разрушением, там водворившимся от правления предместника моего...»

Войска, стоявшие на Кавказской линии, встретили нового наместника откровенно восторженно. Один из офицеров-линейцев заметит в своих записках, что генерала Муравьева русские солдаты считали обломком славной памяти времен Отечественной войны 1812 года, преемником Кутузова и Суворова. Даже излишняя требовательность Николая Николаевича расценивалась нижними чинами только как справедливая.

Инспекция кавказских войск, проведенная в Грозненской крепости, только озаботила наместника. Начал он командовать Отдельным корпусом с довольно резких по содержанию приказов. По собственному признанию Муравьева, первые его шаги на Кавказе были отмечены «маленькою нетактичностью».

Николай Николаевич даже написал в Москву Ермолову, с которым не терял дружественных и заинтересованных связей, письмо, в котором откровенно и резко высказался о порядках, воцарившихся при Воронцове в среде кавказского воинства. Он назвал их «ленью, усыплением и роскошью». Думается, что здесь наш генерал от инфантерии, обманувшийся на месте в каких-то частных надеждах, все же хватил, что говорится, через край.

Случилось так, что содержание письма получило огласку в войсках. Поскольку такая оценка жизни кавказцев звучала оскорбительной для тех, кто десятилетиями воевал и на Северном Кавказе, и в закавказском приграничье, среди части офицеров корпуса началось «раздражение» против нового тифлисского правителя.

Один из офицеров, князь Д.И. Святополк-Мирский, дал в ответ на такую оценку состояния кавказских войск со стороны Муравьева резкую отповедь. Она давалась в форме письма, которое в списках быстро разошлось среди армейцев. Попало оно и на стол главнокомандующего.

Тот при всей резкости и сарказме ответа признал его вполне справедливым. Осознав собственную нетактичность (черта человека, заслркивающая только уважения), Муравьев быстро загладил ее приказом по войскам.

Настраивая воинов на скорые боевые невзгоды, он в самых ярких чертах отметил ратные качества кавказцев. И заявил, что

благоволит перед правилами генерала Петра Степановича Кот-ляревского, одержавшего немало громких побед, и что он найдет среди бойцов Отдельного корпуса немало людей тому подобных.

НАЛАЖИВАНИЕ ОТНОШЕНИЙ С ИМАМОМ ШАМИЛЕМ