Полководцы Петра Великого

Беда крылась в том, что Шереметев опоздал с тревожным донесением. За четыре часа до подхода передового отряда дворянской конницы в осадный лагерь царь Петр I оставил его, торопясь в неблизкий Новгород. То есть докладывать о прошедших вчера и сегодня событиях боярину-воеводе оказалось некому.

За себя самодержец оставил командовать русской армией наемного саксонского генерал-фельдмаршала герцога Кроа де Крои, который для этой цели никак не годился. Европейский полководец не знал петровской армии, а та не знала его. Отчуждение между ними виделось полное.

Показательно, что царь Петр I одновременно с инструкцией наемному фельдмаршалу, назначенному главнокомандующим, дал рескрипт на имя старейшего и авторитетнейшего в русской армии боярина и генерала Б.П. Шереметева, близкого к нему человека. В рескрипте государь писал:

«Борис Петрович! Приказал я ведать над войском и над вами арцуху ф. Крою; изволь сие ведать и по тому чинить, как написано в статьях у него за моей рукою, и сему поверь. Но понеже всего на всякий случай предусмотреть невозможно, того ради полагает его Царское Величество на его обыклое рассуждение, ведая его искусна в воинских случаях».

В отечественной литературе обычно отход под Нарву поместного конного ополчения рисуется как какое-то бегство перед появлением перед ним шведов. Можно сказать, что такое надумано литераторами в силу действительной «Нарвской конфузии». К примеру, советский писатель граф Алексей Толстой в романе «Петр Первый» описал то событие первого года Северной войны с известной долей исторической правды, но в своем представлении начитанного человека так:

«Иррегулярные полки дворянского ополчения, утром семнадцатого ноября, узнав от сторожевых, что шведские разъезды за ночь прошли мимо теснин берегом моря в тыл на ревельскую дорогу, смешались и, не слушая Бориса Петровича Шереметева, стали уходить от Пигаиок – в страхе оказаться отрезанными от главного войска. Он подскакивал к расстроенным сотням, хватал за поводья, сорвал голос, бил нагайкой по лошадям и по людям, – задние напирали, конь его вертелся в лаве отступающих.

Ему только удалось собрать несколько сотен, чтобы остеречь тыл и спасти часть воинского обоза от шведов, появившихся с восходом солнца, – в железных кирасах и ребристых касках, – на всех скалистых холмах. Шведы не преследовали. Дворянские сотни уходили вскачь. Дворянские полки ускакали вскачь. Ночью они появились под палисадами нарвского лагеря. Сторожа на валу, в темноте приняли их за врага, открыли стрельбу. Всадники отчаянно кричали: «Свои, свои…» Пробудился и загудел весь лагерь…»

Отошедшее к Нарве поместное ополчение согласно армейской диспозиции поставили на крайнем левом фланге, между дивизией генерала А.А. Вейде и берегом Наровы. В пешем строю тогда дворяне не воевали, считая это «делом зазорным» для себя. Тыл поместного войска состоял из спешно, на скорую руку, устроенных коновязей. В окопах (ретраншаменте) сидели только боевые холопы своих господ, почти не имевшие огнестрельного оружия. Вести в таких условиях оборонительный бой их и военнообязанных помещиков никто никогда не учил.

Поскольку запас боезарядов к осадным батареям подходил к концу, а подвоз их и провианта для большой числом людей армии из Новгорода к Нарве был поставлен из рук вон плохо, царь решил взяться за это дело лично. К тому же Петр I хотел лично встретить еще только подходившую на театр войны сформированную в Поволжье дивизию («генеральство») князя А.И. Репнина, а это была почти треть регулярной армии: ее следовало по-царски поторопить.

Петр I убыл в Новгород, оставив за себя командующим наемного саксонского фельдмаршала герцога К.Е. де Крои (Кроа де Крои). Потомок венгерских королей оказался на редкость бездарным полководцем и чрезмерно гордым своей личностью аристократом, чем восстановил против себя русских военачальников. И Б.П. Шереметев тоже относился к герцогу и его приказам с недоверием. Но каждое царское слово было для них неписаным законом, в любом случае обязательным к исполнению.

На военном совете, состоявшемся уже после отъезда царя из-под Нарвы в Новгород, Б.П. Шереметев оказался единственным, кто высказался за сражение в поле. Он предложил план сражения, который, будь он принят и воплощен в реальные действия, мог вполне дать желаемый результат. Борис Петрович считал, что поскольку русские войска растянуты на изогнутой позиции длиной в семь верст, следует собрать их в один кулак и дать сражение в поле перед ретраншаментом.

Герцог Кроа де Крои и его единомышленники из наемных иноземцев с таким планом не согласились, заявив, что русские войска в чистом поле недееспособны, им лучше в битве сидеть за рвом и валом. Шереметева не поддержали и свои, даже командиры дивизий (Головин, Трубецкой, Вейде), считавшие, что, имея в тылу гарнизон Нарвы, лучше обороняться на линии укрепленного лагеря.