Полководцы шпионских войн

Только за один месяц его траты превзошли сумму совокупного полугодового денежного довольствия всех сотрудников стамбульской нелегальной резидентуры. Он беспрестанно повторяет фразу, которой оправдывает все свои прихоти: «Мне не надо ничего необходимого. Я легко довольствуюсь самым лучшим». Иначе быть не может, ведь он – разведчик государственного значения!

Прибыв в конце марта 1929 года в Берлин, Блюмкин узнает, что его кумира Льва Троцкого выслали из СССР в Турцию. Он бросает всё, мчится в Стамбул и 16 апреля на встрече с «политиком в изгнании» клятвенно заверяет его, что «всецело отдает себя в его распоряжение».

Дальше – больше. Блюмкин регулярно знакомит Троцкого с секретными материалами и снабжает его валютой из оперативной кассы вверенной ему резидентуры. Это становится известно Эйтингону, и он обо всём информирует Центр. Блюмкина отзывают в Москву, где он в начале октября высказывает намерение объединить всех известных ему троцкистов, чтобы, выступив единым фронтом, сместить с поста Сталина.

Глава пятая. С пьедестала на эшафот

15 октября Блюмкина арестовали. Блиц-следствие закончилось судом, на котором ему вменили в вину следующие преступления: визит к Троцкому, объявленному контрреволюционером; доставку в СССР подстрекательских писем от него; попытку восстановить в стране нелегальную организацию троцкистов; попытку вербовки разведчицы Елизаветы Горской в организацию троцкистов на роль связной; нелегальный провоз оружия из-за рубежа.

Блюмкин признал вину только по трем пунктам. При голосовании мнения судейской коллегии разделились: за тюремное заключение высказались Берзин, его заместитель по разведке Артузов и Трилиссер. За смертную казнь – Ягода, Агранов, Паукер и Молчанов. Менжинский ввиду щекотливости ситуации воздержался.

Сталин собственной рукой начертал вердикт: «Расстрелять за повторную измену пролетарской революции и советской власти, и за измену революционной чекистской армии», после чего Политбюро ЦК РКП(б) утвердило приговор.

Когда его огласили, Блюмкин, не потеряв самообладания, раздельно произнес: «В Талмуд-торе меня просветили, что если Бог возлагает на тебя крест, то дает и силы нести его…»

Подумав секунду, добавил: «А сообщение о том, что меня расстреляли, появится в “Известиях” или в “Правде”?»

…3 ноября 1929 года, когда комендантский взвод под командованием Агранова взял Блюмкина на прицел, он успел крикнуть: «Стреляйте, ребята, в мировую революцию! Да здравствует Троцкий! Да здравствует мировая революция!» и запел Интернационал…

…Кстати, чтобы положить конец спекуляциям на отношениях разведчицы Елизаветы Зарубиной (в 1920-е до замужества она носила фамилию Горская) и Якова Блюмкина, ограничусь ссылкой на реплику одного из экспертов Зала истории СВР: «Да, о двурушничестве резидента ОГПУ в Стамбуле Блюмкина и о его преступной связи с Львом Троцким руководству ИНО доложила Зарубина. Однако руководила ею не месть за обманутую любовь, как это подают охочие до сенсаций московские литераторы и журналисты, а чекистская принципиальность, ибо она считала Блюмкина авантюристом и предателем. Любые другие варианты – досужие вымыслы и больные фантазии дилетантов».

Глава шестая. Руководитель нелегальной разведки

В октябре 1929 года из Москвы на замену Блюмкину и для реорганизации работы нелегальной резидентуры прибыл экс-начальник Восточного сектора ИНО Георгий Агабеков. Связь с Центром и реформирование агентурной сети он осуществлял под руководством Эйтингона.

В июне 1930 года Агабеков бежал на Запад, где выпустил книгу «ГПУ. Записки чекиста», в которой раскрыл истинную должность Эйтингона в генконсульстве СССР. Положение разведчика как главы «легальной» резидентуры серьезно осложнилось. Центр, чтобы избежать провокаций со стороны турок, вынужден отозвать Эйтингона в Москву.

Некоторое время Наум Исаакович был заместителем Якова Серебрянского, начальника Особой группы при председателе ОГПУ. Это подразделение не подчинялось начальнику ИНО и было создано исключительно для глубокого внедрения агентуры на объекты военно-стратегического значения и подготовки диверсионных операций в тылу противника в военный период.

В этих целях Эйтингон и Серебрянский в 1930 году выезжали в США для вербовки японских и китайских эмигрантов, которые могли пригодиться советской разведке, начнись война с Японией. И пригодились-таки! – Эйтингон завербовал трех ценных агентов. Одним из них был японский художник Иотоку Мияги, который впоследствии вошел в знаменитую группу «Рамзай» Рихарда Зорге.