Теперь у папы появлялось больше свободного времени, однажды он вместе со всеми нами навестил своего старого друга и сослуживца по Белоруссии Владимира Викторовича Крюкова, и мы познакомились с его женой Лидией Андреевной Руслановой, его дочерью от первого брака Маргаритой, красивой девочкой на два года старше Эллы. Мы пробыли у Крюковых пару дней. Встретили нас очень радушно, вкусно угощали, за столом не было конца-краю воспоминаниям о совместной службе, о друзьях-товарищах, о тех, кого потеряли в только что закончившейся войне. Лидия Андреевна прекрасно и с настроением пела русские песни, влюбив в себя нас окончательно и бесповоротно, на всю жизнь.
В День авиации в воздушной армии С. И. Руденко был устроен авиационный праздник, куда папа взял и меня. Погода была отличная, и праздник удался на славу. Помню, кроме Сергея Игнатьевича, на празднике присутствовал заместитель командующего бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии Павел Алексеевич Ротмистров с сыном. С семьей Павла Алексеевича я поддерживала дружеские отношения и после войны.
В августе Сталин пригласил в Москву генерала Эйзенхауэра. Поскольку он считался гостем отца, они уехали вместе. Мы оставались в Потсдаме. Приглашение было приурочено ко Дню физкультурника, назначенному в Москве на 12 августа. Эйзенхауэр пробыл в Москве пять дней, и все эти дни они тесно общались, обменивались впечатлениями о прошедшей войне, взаимно интересовались особенностями проведения тех или иных операций.
Мне папа отдал, когда я поступила в институт, подаренный Эйзенхауэром красивый, из крокодиловой кожи портфель, в углу которого была серебряная монограмма с дарственной надписью. Чтобы не привлекать внимания студентов к этому портфелю, монограмму сняли, и, к сожалению, она потерялась.
Быстро летело время, заканчивались каникулы, и впереди была учеба. Об опоздании к началу занятий не могло быть и речи, предстояло возвращение в Москву, учеба в десятом классе. Папа еще и еще раз напоминал об ответственности, о том, что впереди выбор жизненного пути.
Вернулись мы в Москву без папы, начались школьные будни. Папа время от времени приезжал, и можно было обо всем поговорить и все обсудить. Как всегда, когда он был дома, я и Элла старались от него не отходить, чтобы не пропустить какого-нибудь интересного рассказа.
С некоторой грустью и разочарованием папа рассказывал о состоявшемся 7 сентября 1945 года совместном с союзниками параде, который он принимал. Дело в том, что, как было заранее спланировано и согласовано четырьмя представителями союзных войск, парад должны были принимать главнокомандующие войсками всех четырех держав. В последнюю минуту, однако, поступила информация, что главнокомандующие союзных войск не смогут присутствовать на параде. Причина их отсутствия осталась неизвестной.
В назначенное время у Бранденбургских ворот в торжественной обстановке парад был проведен. С нашей стороны в нем участвовали подразделения частей, штурмовавших Берлин, со стороны союзников — части оккупационных войск и гарнизонов соответствующих секторов Берлина.
В конце 1945 года над папиной головой опять начали сгущаться тучи. На созванное в Москве военное совещание его не пригласили. На этом совещании Сталин заявил, что Жуков, мол, преуменьшает роль Ставки и приписывает все заслуги себе. Уже тогда присутствовавшие военачальники не выступили в защиту своего соратника, что в дальнейшем имело свое мрачное продолжение. Невзирая на эти тревожные симптомы, папа продолжал много работать, в частности над вопросами демократических преобразований в советской зоне Германии. Он часто встречался с немецкими руководителями, они вместе реализовывали планы по улучшению положения местного населения.
В конце марта 1946 года из Германии были отозваны Эйзенхауэр и Монтгомери. В телефонном разговоре с папой Сталин заявил, что ему тоже, пожалуй, пора возвращаться в Москву. На вопрос, какую он хотел бы занять должность, папа ответил, что готов работать на любом посту.
В апреле 1946 года папа был назначен главнокомандующим Сухопутными войсками. Как всегда, он был полон решимости энергично взяться за дело. Но ему не дали. Начался активный сбор компромата. Дирижировали всеми действиями Берия и Абакумов.
В те же дни на состоявшемся заседании Высшего военного совета, в котором участвовали маршалы Советского Союза и маршалы родов войск, Сталин предъявил присутствовавшим показания бывшего командующего ВВС А. А. Новикова. Из них явствовало, что, мол, маршал Жуков, умаляя роль в войне Верховного Главнокомандования и Ставки, приписывает себе все заслуги в войне, возглавляет заговор в целях осуществления военного переворота.