Обрушившийся на папу удар, вероломно подготовленный за его спиной людьми, которые совсем недавно, провожая его в зарубежную поездку, фальшиво ему улыбались, надо было как-то пережить. Роль Хрущева во всей этой истории была зловещей и вызывала презрение. Видеть папины переживания было невыносимо, хотя внешне он их, как всегда, не показывал. Он был все время дома, много спал. Мы старались как можно меньше напоминать ему о случившемся.
Вспоминать об этом очень горько. Было обидно за отца. За то, что вокруг него оказалось столько непорядочных людей, которых Хрущеву удалось сплотить вокруг себя, так что на пленуме никто не выступил в защиту отца.
На людей, не причастных к правящей верхушке, жестокая расправа с маршалом Жуковым произвела тягостное впечатление. Об этом потом вспоминали многие известные люди, в том числе Константин Симонов, военные историки Н. Г. Павленко, Н. А. Светлишин, Н. Н. Яковлев и другие. Наши близкие надежные друзья — правда, их оказалось не так уж много, — вместе с нами переживали за папу, как-то старались развеять его тяжелые мысли.
Просто не хочется вспоминать о некоторых действиях, предпринятых для того, чтобы очернить отца. Я имею в виду сообщения в прессе об одобрениях решения пленума активами коммунистов, клеветническую статью маршала И. С. Конева с нелепыми измышлениями и обвинениями в недостаточной боевой готовности войск, ограничении деятельности парторганизаций в Вооруженных Силах, в стремлении отца якобы единолично решать все вопросы руководства в армии, создании собственного культа личности и пр.
Все это время папа находился в неведении относительно своего положения и будущего. Только 15 марта 1958 года ему объявили, что он уволен в отставку. Его сняли с партийного учета в Министерстве обороны и предложили встать на учет по месту жительства в Краснопресненском районе. Помню, что он не раз тепло говорил о людях завода «Память революции 1905 года», куда его поставили на партийный учет. Там его встретили дружелюбно, с пониманием сложившейся ситуации. Впоследствии ему предлагали стать опять на партийный учет в Министерство обороны, но он категорически отказался.
С тех самых пор «руководители партии и правительства» делали все, чтобы имя маршала Жукова было предано забвению. О нем перестали писать в официальной печати, в том числе и в связи с различного рода юбилеями, касающимися прошедшей войны. В издаваемой в те годы шеститомной «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза, 1941–1945» имя его едва-едва упоминалось.
Немало было уколов для папиного самолюбия и другого рода. Так, ему в категорической форме было отказано в просьбе использовать его на любой работе в Вооруженных Силах. А ведь как ему было тяжко оказаться не у дел, прослужив в армии более 40 лет, посвятив всего себя военному делу и защите Отечества!
Такое отношение к отцу в определенной степени коснулось и моей семьи. Юрия Александровича, служившего в то время в авиационной части в Кубинке, вызвал как-то маршал авиации В. А. Судец, главнокомандующий Войсками ПВО, и начал усиленно, с нажимом убеждать, что в интересах дела ему необходимо послужить в отдаленных от центра войсках. Предложения были одно хуже другого, а главное, под командованием людей, явно не благоволивших к нему. Пришлось обратиться к главному маршалу авиации К. А. Вершинину, который направил Юрия начальником штаба авиационного полка, расположенного в Группе советских войск в Германии, где он и служил с 1959 по 1963 год. В 1962 году в течение полугода я прожила там с детьми в гарнизоне вблизи небольшого города Лерц.
В 1965 году наметилось некоторое потепление со стороны властей в отношении отца. Это было уже при Л. И. Брежневе. Отца стали иногда приглашать на некоторые торжественные мероприятия, читать лекции, которые неизменно собирали огромные аудитории.
15 ноября 1966 года папу пригласили на научно-теоретическую конференцию, посвященную 25-летию разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, которая проходила в Краснознаменном зале Центрального дома Советской Армии. Пригласительный билет на конференцию ему прислали от МК и МГК КПСС в общий зал, а не в президиум. Георгий Константинович прибыл точно в назначенное время и прошел в зал, заняв место во втором ряду около прохода. Однако по настоянию оргкомитета конференции отца пригласили в президиум, и, когда он поднялся на сцену, зал взорвался продолжительными аплодисментами.
На второй день работы конференции отец попросил дать ему слово. После многолетней опалы это было его первое выступление перед большой аудиторией.
Через несколько дней отцу позвонил Брежнев и поблагодарил за содержательное выступление на конференции. Папа спросил Леонида Ильича, почему его никуда не приглашают, изолировали и сделали изгнанником. Брежнев ответил: «Теперь вас будут приглашать».