Полководцы Великой Победы

Спокойный, неторопливый, рассудительный генерал Толбухин сразу не понравился порывистому, склонному к скоропалительным решениям представителю Ставки. Соображения военного специалиста о переходе к обороне с целью закрепления первоначального успеха, отражения возможных контрударов противника и подготовки к дальнейшему наступлению лишь усиливали инстинктивную неприязнь и обостряли подозрительность комиссара.

В центр полетели доносы, и вот результат: 3 марта 1942 года в Ставке Верховного главнокомандования было принято решение — генерал-лейтенанта Толбухина от должности начальника штаба Крымского фронта отстранить.

Самолет с опальным военачальником еще не успел приземлиться, а неуемный Мехлис уже отправил очередную телеграмму с просьбой проследить, чтобы генерал Толбухин не устроился в теплом месте в тыловом Закавказском военном округе. Представитель Ставки просил также заменить и командующего фронтом генерала Д. Т. Козлова, но на этот раз его замыслы не сбылись.

«Вы просите заменить Козлова кем-нибудь вроде Гинденбурга... сообщаю, что свободных Гинденбургов у нас на складе нет», — гласил ответ за подписью самого Сталина.

Тогда энергичный комиссар решил полагаться на собственные силы и, подмяв управление фронта, начал делать то, что умел, — беспощадно карать всех, кто казался ему виновным в каких-либо неудачах, искоренять оборонческие настроения, гнать массы пехоты и кавалерии в неподготовленные, разрозненные, бессмысленные атаки.

Бывший начальник штаба с тоской и болью наблюдал за торжеством воинствующего невежества, а тем временем вокруг него самого сгущалась некая зловещая тишина: ни нового, пусть с понижением, назначения, ни бесед, ни вызовов. О нем словно забыли. Но разве такое возможно? Скорее всего где-то идет тихая, до поры незаметная работа по изучению обстоятельств дела, поиску темных мест в биографии.

Правда, к происхождению выходца из бедной крестьянской семьи, родившегося 16 июня 1894 года в деревне Андроники Ярославской губернии, придраться было трудно, но зато можно было припомнить офицерскую службу в царской армии. А ведь о военной карьере он и не помышлял!

Солдатскую форму надел в 1914 году, по призыву, стал мотоциклистом — специальность по тем временам редкая и передовая, а все потому, что успел до войны успешно окончить Петербургское коммерческое училище. Командиры обратили внимание на умного, старательного солдата и направили его в школу прапорщиков. Так и стал офицером.

Можно поставить ему в вину стремительную карьеру: к 1918 году на плечах Федора Ивановича уже были погоны штабс-капитана, а за плечами — солидный опыт боев на Юго-Западном фронте и участие в знаменитом Брусиловском прорыве. Но высокое для его лет звание, так же как ордена Анны и Станислава, было заслужено в окопах, на передовой, благодаря личному мужеству и внезапно открывшемуся военному таланту.

А добрая слава, что шла о нем среди солдат? Ее ни связями, ни деньгами не добудешь. Она-то скорее всего и сделала вызванный революционными событиями перерыв в воинской службе недолгим. В том же 1918 году молодому военному специалисту предложили вступить в Красную армию.

Опыт Первой мировой войны дополнился опытом войны гражданской. Федор Иванович закончил ее в должности начальника оперативного отдела штаба армии, затем возглавлял штаб дивизии и корпуса. В 1934 году получил диплом Военной академии имени М. В. Фрунзе. Теперь он полностью отвечал требованиям времени и 22 июня 1941 года встретил, будучи начальником штаба Закавказского военного округа.

В чем же можно было упрекнуть зрелого военачальника, сумевшего хорошо спланировать самую сложную из всех операций — морскую десантную? Разве что в дворянском происхождении жены, Тамары Евгеньевны.

Изматывающее ожидание длилось два месяца, а затем разразилась катастрофа. Командующий 11-й гитлеровской армией генерал Эрих фон Манштейн создал мощную ударную группировку против самого слабого, левого фланга Крымского фронта и 8 мая 1942 года перешел в наступление.

Советские войска, как и ожидал Федор Иванович, совершенно не были готовы к обороне — ведь грозный эмиссар Ставки даже окопы отрывать запрещал, видя в них материальное выражение столь ненавистных ему настроений. Зато фон Манштейн усмотрел в этом профессиональное невежество и ядовитое название своей операции — «Охота на дроф» — дал неслучайно. К 16 мая все было кончено.

Генерал фон Манштейн и командир 8-го авиационного корпуса барон фон Рихтгофен стояли на высоте близ Керчи. Они смотрели на сверкающие воды пролива, на длинные колонны военнопленных, уныло тянувшиеся вдоль запруженных разбитой советской военной техникой дорог, на берег, сплошь покрытый людьми и машинами, — это были остатки Крымского фронта, устремившиеся сюда в тщетной надежде на спасение.