Снова в старом доме Харрингтонов, так долго остававшемся закрытым и безмолвным, были распахнуты окна и широко открыты двери. Снова Ненси — теперь миссис Дурджин, супруга Тимоти Дурджина — вытирала пыль, чистила и мыла, пока дом не засиял в безупречной чистоте и порядке.
— Нет, я никаких распоряжений не получала, не получала, — объясняла Ненси любопытствующим друзьям и соседям, которые останавливались у ворот или, кто посмелее, подходили прямо к двери.
— У мамаши Дурджин, конечно, был ключ, и она обычно приходила проветрить и приглядеть, чтоб все было в порядке, а миссис Чилтон написала только, что она и мисс Поллианна приезжают в пятницу на этой неделе и чтоб, пожалуйста, комнаты и чехлы были проветрены, а ключ в этот день лежал под ковриком у задней двери. Под ковриком! Вот уж действительно! Как будто я дам им, двум бедняжкам, приехать в этот дом вот так — одиноким и заброшенным. .. а я всего за милю отсюда сижу в своей гостиной, будто какая-нибудь госпожа и у меня совсем нет сердца, нет сердца! Как будто бедняжкам и без того не приходится тяжело — едут домой, а доктор умер — упокой Господи его душу! — и никогда не вернется… Да и к тому же без денег. Вы слыхали про это? Вот беда-то, вот беда! Подумать только, мисс Полли… я хочу сказать, миссис Чилтон и вдруг бедная! Ну и ну, не могу я этого представить, не могу, не могу!
Ни с кем, вероятно, не говорила Ненси так заинтересованно, как с высоким, красивым молодым человеком с необыкновенно открытым взглядом и необыкновенно обаятельной улыбкой, который в четверг в десять часов утра легким галопом подъехал к задней двери дома на горячем породистом скакуне. В то же время ни с кем не говорила он в столь явном смущении, насколько это касалось манеры обращения; она то и дело запиналась и с ее языка срывалось:
«Мастер Джимми… э… мистер Бин… то есть, я хочу сказать, мистер Пендлетон, мастер Джимми!» — с нервной стремительностью, вызвавшей у молодого человека взрыв веселого смеха.
— Не беспокойтесь, Ненси! Говорите, как вам удобнее всего… Я уже выяснил, что хотел. Миссис Чилтон и ее племянница действительно приезжают завтра.
— Да, сэр, приезжают, сэр, — приседая, заверила Ненси, — такая жалость! Не то, чтоб я не была рада их видеть, да только
— Я понимаю, — серьезно кивнул юноша, окидывая взглядом красивый старый дом. — Но тут, я думаю, ничего не поделаешь. Но я рад, что вы взялись… именно за то, за что взялись. Это очень поможет, — заключил он с живой улыбкой и, развернувшись, стремительно умчался по дороге.
Ненси, стоя на крыльце, глубокомысленно покачала головой.
— Меня не удивляет, мастер Джимми, — заявила она вслух, провожая восхищенным взглядом красивые фигуры лошади и всадника, — меня не удивляет, что вы не теряете времени даром, когда нужно расспросить про мисс Поллианну. Я давно сказала, что придет время — и оно непременно придет… а тут еще вы выросли таким красивым и высоким. И я надеюсь, что так все и получится, надеюсь, надеюсь! Это будет совсем как в книжке, ведь она нашла вас и привела в этот великолепный дом мистера Пендлетона. Кто узнал бы в вас теперь прежнего маленького Джимми Бина! Никогда не видела, чтобы кто-то так изменился, не видела, не видела! — заверила она, в последний раз взглянув на быстро теряющийся вдали силуэт.
Похожая мысль, должно быть, мелькнула у Джона Пендлетона, когда с веранды своего большого серого дома на Пендлетон-Хилл он следил за стремительным приближением той же лошади и всадника. В его глазах было выражение, очень похожее на выражение миссис Ненси Дурджин, а с уст сорвалось восхищенное: «Что за красавцы оба!», когда эти двое промчались мимо дома к конюшне.
Пять минут спустя юноша вышел из-за угла дома и медленно поднялся по ступеням веранды.
— Ну, мой мальчик, это правда? Они приезжают? — с явным нетерпением спросил мужчина.
— Да.
— Когда?
— Завтра. — Молодой человек опустился в кресло.
Резкость и краткость ответа заставили Джона Пендлетона нахмуриться. Он бросил быстрый взгляд на лицо юноши, на миг заколебался, а затем, немного отрывисто, спросил:
— В чем дело, сынок?
— Дело? Ни в чем, сэр.
— Глупости! Я все вижу. Час назад ты уезжал отсюда в такой горячке нетерпения, что никакие силы не смогли бы тебя удержать, а теперь сидишь, сгорбившись, в этом кресле с таким видом, как будто никакими силами невозможно тебя из него вытащить. Если б я не знал что к чему, подумал бы, что ты не рад приезду наших друзей. — Он сделал паузу, явно ожидая ответа, но не получил его.
— Ну, скажи, Джим, разве ты не рад, что они приезжают?
Молодой человек засмеялся и беспокойно заерзал в кресле:
— Ну, конечно, рад.
— Хм! По твоему поведению этого не скажешь.
— Молодой человек снова засмеялся. Лицо его вспыхнуло мальчишеским румянцем:
— Просто… я думал… о Поллианне.
— О Поллианне! Да ты не делал ничего другого, как без умолку говорил о Поллианне, с тех самых пор как вернулся из Бостона и узнал, что ее ждут. Я думал, тебе до смерти хочется ее увидеть.
Юноша подался вперед с необычной горячностью: