Полмира

Мастер Хуннан шагнул вперед с мечом в руке и хмурым лицом, чтобы встать перед первым из парней.

— Клянешься ли ты в верности Гетланду?

Парень сглотнул.

— Клянусь.

— Клянешься ли ты служить королю?

— Клянусь.

— Клянешься ли ты стоять со своими напарниками в стене щитов и повиноваться приказам?

— Клянусь.

— Тогда поднимись, воин Гетланда!

Парень поднялся, и выглядел скорее напуганным, чем счастливым, и все мужчины вокруг него ударили кулаками по груди, загрохотали рукоятями топоров по щитам, одобрительно топнули сапогами по земле.

Бренду понадобился миг, чтобы с трудом сглотнуть. Вскоре настанет его очередь. Этот день должен был стать днем, которым он гордился бы больше всех в своей жизни. Но поскольку он думал о пепле Халлеби и Риссентофта, о старике, истекающем кровью на своем пороге и о женщине с веревкой на шее, гордость не была на первом месте среди его чувств.

Толпа одобрительно закричала, когда второй парень в третий раз сказал «Клянусь», и мужчина позади вздернул его на ноги, словно рыбу из пруда.

Бренд поймал взгляд Колючки, и ее рот изогнулся в легчайшей улыбке. Он улыбнулся бы в ответ, если бы не был переполнен сомнениями. Делай хорошее, говорила его мать на последнем издыхании. Чего хорошего они сделали в Риссентофте прошлой ночью?

Когда третий парень произносил свои клятвы, в его глазах снова стояли слезы, но воины приняли их за слезы гордости и кричали ему громче всех прочих. Грохот оружия резал по натянутым нервам Бренда.

Желваки Хуннана заходили, и он нахмурился еще сильнее, когда к нему вышел Бренд, и все затихли.

— Клянешься ли ты в верности Гетланду?

— Клянусь, — прохрипел Бренд пересохшим ртом.

— Клянешься ли ты служить королю?

— Клянусь, — прохрипел Бренд и в его ушах грохотало.

— Клянешься ли ты стоять со своими напарниками в стене щитов и повиноваться приказам?

Бренд открыл рот, но слова не вылетали. Натянулась тишина. Улыбки опали. Он чувствовал на себе каждый взгляд. Раздался слабый скрип металла, когда воины тревожно зашевелились.

— Ну? — бросил Хуннан.

— Нет.

Тишина растянулась еще на один тяжелый миг, как тишина перед ливнем, а потом раздался гул недоверчивого бормотания.

Хуннан изумленно смотрел на него.

— Чего?

— Встань, мальчик, — донесся скрежещущий голос короля, и пока Бренд вставал на ноги, шум становился все сердитее. — Я такого никогда прежде не слышал. Почему ты не произнес свою клятву?

— Потому что он трус, — прорычал Хуннан.

Гул бормотания стал громче и еще сердитей. Парень рядом с Брендом уставился на него широко раскрытыми глазами. Ральф сжал кулаки. Отец Ярви поднял одну бровь. Колючка шагнула вперед, ее рот скривился, но королева остановила ее поднятым пальцем.

Поморщившись, король с трудом поднял одну костлявую руку, посмотрел на Бренда, и его воины замолкли.

— Я спросил его.

— Может я и трус, — сказал Бренд, хотя его голос звучал намного более храбро, чем обычно. — Мастер Хуннан убил старого фермера прошлой ночью, и я был слишком труслив, чтобы остановить его. Он выставил троих учеников против одного на испытании, и я был слишком труслив, чтобы выступить за одного. Стоять за слабого против сильного. Разве не таким должен быть воин?

— Черт тебя возьми, лжец! — прорычал Хуннан. — Я…

— Придержите язык! — прорычал Отец Ярви, — пока король не попросит вас говорить.

Хмурый вид мастера над оружием был убийственным, но Бренду было все равно. Он чувствовал себя так, словно поднял груз. Словно на его плечах снова был вес Южного Ветра, и внезапно он его отпустил. Он почувствовал, впервые с тех пор, как покинул Торлби, что стоит в свете.

— Вам нужен кто-то без страха? — Он выбросил руку вперед. — Она стоит там. Колючка Бату, Избранный Щит королевы. В Первом из Городов она сражалась одна с семерыми и спасла императрицу Юга. Об этом поют песни по всему Расшатанному морю! И несмотря на это вы предпочтете мальчишек, которые едва знают, за какой конец копья держаться. Что это за безумная гордыня? Что за глупость? Я когда-то мечтал быть воином. Служить вам, мой король. Сражаться за мою страну. Чтобы за моим плечом был верный брат. — Он посмотрел Хуннану прямо в глаза и пожал плечами. — Если быть воином означает это, я не хочу принимать в этом участия.

Снова выплеснулся гнев, и снова королю Утилу пришлось поднять дрожащую руку ради тишины.

— Некоторым здесь, быть может, плевать на твои слова, — сказал он. — Но это слова не труса. Некоторых мужчин коснулся Отец Мир. — Его усталые глаза повернулись на Ярви, потом на Колючку, один глаз начал мигать. — Так же как некоторых женщин коснулась Мать Война. Смерть… ждет всех нас. — Его рука на мече неожиданно задрожала сильнее, чем прежде. — Каждый из нас должен найти свой… верный путь… к ее двери…

Он завалился вперед. Отец Ярви бросился со своего стула и поймал короля прежде, чем тот упал. Его меч соскользнул с коленей и, громыхая, упал в грязь. Ярви и Ральф подняли Утила с его стула и повели обратно в его палатку. Его голова склонилась. Его ступни тащились по грязи. Гул бормотания стал громче, чем прежде, но теперь он был потрясенный и напуганный.

— Король уронил свой меч.