Полмира

— Императрица, я ничего не знаю о политике. — Колючка уселась на скамье, надеясь, что ее поза будет уважительной, как бы это ни выглядело. Ей всегда было некомфортно сидеть, если только не за веслом. — Я не знаю ничего ни о чем. Вам лучше поговорить с Отцом Ярви…

— Я не хочу говорить о политике.

Колючка сидела неловко, как на иголках.

— Тогда…

— Ты женщина. — Виалина наклонилась вперед, сцепив руки на коленях, и уставившись Колючке в лицо. Ближе, чем Колючка привыкла держаться с кем угодно, не говоря уже об императрице.

— Так мне говорила моя мать, — пробормотала она. — Мнения расходятся.

— Ты сражаешься с мужчинами.

— Да.

— Ты побеждаешь мужчин.

— Иногда…

— Сумаэль говорит, ты победила троих за раз! Команда уважает тебя. Я видела их лица. Они тебя боятся.

— Насчет уважения не знаю. Страх может быть, ваше…

— Виалина. Я никогда не видела, чтобы женщина сражалась, как ты. Можно? — И прежде чем Колючка ответила, императрица положила ей руку на плечо и сжала. Ее глаза расширились. — Великий Боже, ты как дерево! Ты должно быть такая сильная. — Она отпустила руку, к большому облегчению Колючки, и уставилась на нее, маленькая и темная на фоне мрамора между ними. — Я нет.

— Ну, сильного мужчину не победить силой, — прошелестела Колючка.

Императрица резко посмотрела ей в глаза, ее глаза белели в середине того темного рисунка, и пламя факелов отражалось в их уголках.

— Чем тогда?

— Надо быть быстрее, чтобы ударить, и быстрее, когда бьют по тебе. Надо быть жестче и умнее, всегда искать способ атаковать, надо сражаться без чести, без совести, без жалости. — Это были слова Скифр, и только сейчас Колючка осознала, насколько хорошо их выучила, как совершенно их приняла, сколькому ее научила старая женщина. — Так мне говорили, во всяком случае…

Виалина щелкнула пальцами.

— Вот почему я послала за тобой. Чтобы научиться сражаться с сильными мужчинами. Не мечами, но принципы те же. — Она подставила руки под подбородок, это был странно девчачий жест от женщины, которая правила половиной мира. — Мой дядя хочет, чтобы я была не более чем фигура на носу его корабля. Даже меньше. Носовая фигура, по крайней мере, расположена на киле.

— У наших кораблей есть фигуры и на корме.

— Изумительно. Значит, он хочет, чтобы я была ей. Чтобы сидела на троне и улыбалась, пока он принимает все решения. Но я отказываюсь быть его марионеткой. — Виалина сжала кулак и ударила по столу, отчего даже маленький ножик для фруктов на блюде почти не стукнул. — Я отказываюсь, слышишь?

— Я-то слышу, но… не уверена, что от этого что-то изменится.

— Нет. Это уши моего дяди нужно открыть. — Императрица сердито посмотрела на темнеющие сады. — Сегодня я снова встала перед ним на совете. Посмотрела бы ты на его лицо. Он не удивился бы больше, если бы я его заколола.

— В этом нельзя быть уверенным, пока вы его не заколете.

— Великий Боже, как бы я хотела! — Виалина ухмыльнулась, глядя на нее. — Готова поспорить, из тебя марионетку никто не сделает, а? Готова поспорить, никто не посмеет! Посмотри на себя. — У нее было такое выражение лица, которое Колючка не привыкла видеть. Почти… восхищение. — Ты, ну, ты знаешь…

— Уродливая? — пробормотала Колючка.

— Нет!

— Высокая?

— Нет. Ну, да, но ты свободная.

— Свободная? — Колючка недоверчиво фыркнула.

— А разве нет?

— Я поклялась служить Отцу Ярви. Я делаю то, что он сочтет необходимым. Чтобы расплатиться за… то, что я сделала.

— Что ты сделала?

Колючка сглотнула.

— Я убила парня. Его звали Эдвал, и не думаю, что он заслуживал смерти, но… я убила его, да.

Виалина была просто человеком, как Сумаэль и говорила, несмотря на ее одежду и дворец. Или может быть из-за них. Было что-то в ее прямом искреннем взгляде, что вытягивало из Колючки слова.

— Все собирались за это раздавить меня камнями, но Отец Ярви меня спас. Не знаю почему, но спас. А Скифр научила меня сражаться. — Колючка улыбнулась, потрогав пальцами обритую сторону головы, думая о том, какой сильной она считала себя тогда, и какой слабой она была. — Мы сражались с Конным Народом на Запретной. Убили нескольких из них, а потом меня стошнило. А еще недавно сражались с мужчинами на рынке. Я и Бренд. Не знаю, убила ли я их, но хотела. Рассердилась, из-за тех бус… полагаю… — Она умолкла, поняв, что сказала немного больше, чем следовало.

— Бус? — спросила Виалина, и раскрашенная переносица озадаченно сморщилась.

Колючка прочистила горло.

— Не важно.

— Думаю, свобода может быть опасной, — сказала императрица.

— Полагаю, что так.

— Возможно, мы смотрим на других и видим лишь то, чего нет у нас.

— Полагаю, что так.

— Но все равно, ты сражалась с мужчинами и побеждала.

Колючка вздохнула.

— Все же побеждала.

Виалина стала загибать свои маленькие пальчики.

— Итак, быстрота чтобы бить, ум, нападение без совести, чести или жалости.

Колючка протянула пустые руки.

— Они принесли мне все, что у меня есть.

Императрица рассмеялась. Громкий смех от такой маленькой женщины, громкий и довольный, из широко раскрытого рта.

— Ты нравишься мне, Колючка Бату!