Колючка откатилась как раз вовремя, промелькнул тяжелый топор ванстера, врезаясь в кольчугу Толстой Шеи и глубоко ему в грудь. Колючка наполовину поднялась, наполовину вскочила, когда он попытался вытащить топор, дыхание горело в ее вздымающейся груди.
— Бренд! — закричала она надломленным голосом. Она услышала шаги позади себя, обернулась, пошатываясь, и увидела сверкание металла. Герцог ударил ее в щеку, ее голова дернулась, но это был немощный удар, она даже почти не пошатнулась.
Она вцепилась в его позолоченную кирасу.
— Это лучшее, что ты можешь? — прошипела она, но вместо слов полилась кровь, и потекла по ее шее. Что-то было у нее во рту. Холодное и твердое, над языком. Тогда она поняла, что он ударил ее кинжалом. Он ударил ее, и кинжал прошел через ее лицо, между челюстями, и его рука все еще сжимала рукоять.
Они уставились друг на друга в темноте, ни один до конца не верил в то, что только что произошло. Как и в то, что она все еще стоит. Затем, в тусклом свете факелов, она увидела, что его глаза посуровели.
Она почувствовала, как клинок зашевелился у нее во рту, когда он попытался вырвать его. Она его прикусила, ударила герцога коленом раненой ноги, и повернула голову, выворачивая окровавленную рукоять кинжала из его обмякшей руки. Она неуклюже оттолкнула его, отшатываясь вбок, потому что ванстер махнул в ее сторону, топор коснулся ее плеча и взметнул кучу листьев с кустов, когда она отпрыгнула назад в сторону фонтана.
У всех есть план, пока из них не потечет кровь, а из нее теперь текло много крови. Ее нога была горячей от крови, ее лицо было липким. Больше никаких планов. Она фыркнула и выдохнула красными брызгами.
Колючка схватила рукоять и вытащила кинжал из лица. Он вышел довольно легко. Хотя, быть может, с ним вылетел и зуб. Боги, как у нее кружилась голова. Ее нога перестала пульсировать. Только онемела. Онемела, намокла, и ее колено тряслось. Она слышала, как оно хлопало внутри намокших от крови штанов.
Начала накатывать сонливость.
Она тряхнула головой, пытаясь вытряхнуть головокружение, но все стало только хуже, размытые сады наклонились в одну сторону, потом в другую.
Герцог Микедас достал свой меч и оттаскивал труп толстошеего мужика, чтобы добраться до императрицы.
Колючка помахала кинжалом, но он был таким тяжелым. Словно у него на конце висела наковальня. Факелы сверкали, мерцали и плясали.
— Давай, — прохрипела она, но ее язык весь опух, и она не могла выговорить слова.
Ванстер улыбнулся, вынуждая ее двигаться обратно к фонтану.
Она споткнулась, схватилась за что-то, колено подкосилось, ей удалось лишь остаться стоять прямо.
Встала на колени в воду. Рыбка мелькнула в темноте.
Виалина снова закричала. Ее голос уже охрип от крика.
Ванстер взмахнул топором вперед-назад, и от большого лезвия отразился свет, оставив в размытом зрении Колючки оранжевые пятна.
Императрица сказала не вставать на колени, но Колючка не могла подняться.
Она лишь слышала свое дыхание, оно все хрипело и хрипело.
Звучало не очень-то хорошо.
Боги, как она устала.
— Бренд, — промямлила она.
Он бегом поднялся по ступенькам.
Уловил проблеск темнеющего сада, дорожку из белых камней между цветущих деревьев и статуй, и мертвецов, разбросанных в тенях вокруг освещенного факелами фонтана.
В нем он увидел Колючку, вцепившуюся одной рукой в мокрый камень, покрытый резьбой в виде змей, и с кинжалом в другой руке. Ее лицо было изодранным и красным, вся одежда была порвана, прилипала к ней темными пятнами, а вода была розовой от крови.
Над ней стоял человек с топором в руке. Ванстер с рынка.
Бренд издал звук, как кипящий чайник. Звук, который он прежде не издавал, и не слышал его от другого человека.
Он сорвался с той дорожки, как атакующий бык, и когда ванстер, выпучив глаза, повернулся, Бренд поймал его, сбил с ног, как северный шторм срывает лист, и изо всех сил врезал его в статую.
Они ударили по ней так сильно, что мир, казалось, закачался. Так сильно, что грохот зубов Бренда отдавался у него в голове. Так сильно, что статуя переломилась в талии, и верхушка пыльными кусками упала на траву.
Бренд, может быть, услышал бы сдавленный стон ванстера, если бы кровь в его черепе не громыхала, как Мать Море в день бури, ослепляя и оглушая его. Он сжал голову ванстера обеими руками и вдарил ею по мраморному пьедесталу, дважды, трижды, четырежды. Куски камня летали, пока череп врага не стал смятым, изломанным и сплющенным, и тогда Бренд бросил сокрушенного ванстера на дорожку.
Колючка плюхнулась в фонтан, ее лицо было неестественных цветов, кожа бледная как воск, и исполосована кровью, и ее разорванные щеки, рот и шея были заляпаны черным.
— Назад! — завизжал кто-то. Старик в золоченой кирасе с блеском пота на лице. Он держал за шею императрицу Виалину, приставив украшенный драгоценностями меч к ее горлу, но клинок был для этого слишком длинным.
— Я герцог Микедас! — взревел он, словно имя было щитом.