Полная функция управления на Руси и в США: об этике и управленческом профессионализме

— А они про меня отнеслись, что я вонючий лакей. Они меня считают, что я бунтовать могу; это они ошибаются-с. Была бы в кармане моём такая сумма и меня бы здесь давно не было. Дмитрий Федорович хуже всякого лакея и поведением, и умом, и нищетой своею-с, и ничего-то он не умеет делать, а напротив, от всех почтен. Я, положим, только бульйонщик, но я при счастьи могу в Москве кафе-ресторан открыть на Петровке. Потому что я готовлю специально, а ни один из них в Москве, кроме иностранцев, не может подать специально. Дмитрий Федорович голоштанник-с, а вызови он на дуэль самого первейшего графского сына, и тот с ним пойдёт-с, а чем он лучше меня-с? Потому что он не в пример меня глупее. Сколько денег просвистал без всякого употребления-с» (Диалог в романе Ф.М.Достоевского “Братья Карамазовы” — книга пятая, “Pro и contra”, 1. Сговор).

Казалось бы позиция Смердякова и её довольно широкая распространённость в обществе даёт основания для такой оценки: «Жалкаянация, жалкаянация! — Нациярабов, — снизудоверху, всесплошьрабы…», восходящей к А.И.Волгину — персонажу романа Н.Г.Чер­ны­шев­ского “Пролог” (Н.Г.Чернышевский, Собрание сочинений в 5 томах, Москва, «Правда», 1974 г., т. 2, стр. 252).

Эту тему о «нации рабов» на основе такого рода цитат из русской классики любят посмаковать “свободолюбцы” и приверженцы “прогресса” как в России, так и за её рубежами. Но как отмечал И.Л.Солоневич в книге “Народная монархия”[276] (часть II. “Дух народа”, приводится по публикации в журнале “Наш современник”, № 5, 1990 г.):

«Русскую «душу» никто не изучал по её конкретным поступкам, делам и деяниям. Её изучали «по образам русской литературы». Если из этой литературы отбросить такую — совершенно уже вопиющую ерунду — как горьковские «тараканьи странствования», то остаётся всё-таки действительно великая русская литература — литература Пушкина, Толстого, Достоевского, Тургенева, Чехова и, если уж хотите, то даже и Зощенко. Что-то ведь «ото­бражал» и Зощенко. Вопрос только: что именно отобра­жали все они — от Пушкина до Зощенко?»(стр. 161).

Но Запад и подавляющее большинство отечественных “элитариев”, в том числе и начитанных, не видит этого вопроса, не понимает его существа, когда им указывают на него.

По русской ли­тературе, не понимая её происхождения, русскую душу изучали перед второй мировой войной спецслужбы Германии. И в связи с этим И.Л.Солоневич пишет:

«Таким образом, в представлении иностранцев о России создалась довольно стройная картина. Она была обоснована документально — со ссылками на русские же «авторитеты». Она была вы­держана логически: из этих ссылок были сделаны совер­шенно логичные выводы. В частности, в немецком пред­ставлении Россия была «колоссом на глиняных ногах», который в своё время кое-как поддерживали немцы — как государственно одарённая раса. Образ этого колосса кроме того, совершенно соответствовал немецким вожде­лениям. Таким образом «сущее» и «желаемое» сливалось вполне гармонически, — до горького опыта второй миро­вой. Потом пришло некоторое разочарование, и немецкая послевоенная пресса с некоторым удивлением отмечает тот странный факт, что литература, по крайней мере ху­дожественная, вовсе не обязательно отражает в себе на­циональную психологию. Не слишком полно отражает её и историческая литература, отражающая, по Випперу, не столько историческую реальность прошлого, сколько поли­тические нужды настоящего. Строится миф. Миф обле­кается в бумажные одеяния из цитат. Миф манит. По­том он сталкивается с реальностью — и от мифа оста­ются только клочки бумаги, густо пропитанные кровью.

Настоящая реальность таинственной русской души — её доминанта — заключается в государственном ин­стинкте русского народа, или, что почти одно и то же, в его инстинкте общежития»(стр. 164. 165).

«Русская интеллигенция познавала мир по цитатам и только по цитатам. Она глотала немецкие цитаты, кое-как пережёвывала их и в виде законченного русского фабриката экспортировала назад — в Германию. Германская философия глотала эти цитаты и в виде законченно­го научного исследования предлагала их германской политике. Откуда бедняга Гитлер мог знать, что всё это есть сплошной, стопроцентный хими­чески чистый вздор. Как было ему не соблазниться пустыми восточными пространствами, кое-как населёнными больными монгольскими душами[277]?» (стр. 177).