Полная история Христианской Церкви

Вмешательство гражданской власти в церковные дела тоже могло быть причиной симонии, так как церковные должности открыто продавались теми, кто ими располагал. Более того, это участие мирских властей никак не совмещалось с тем высоким независимым положением, которое декреталии предначертали духовенству. Гильдебранд желал, возвысив духовенство в нравственном отношении, совершенно изъять его из-под опеки мирских властей. Он желал, чтобы выборы на церковные должности совершались бы свободно самой Церковью (т. е. духовенством, по понятию о Церкви, установившемуся на Западе). Еще недавно римляне повторили обещание не избирать папу без участия императора, но влияние Гильдебранда было уже настолько сильным, что он сумел возбудить в папе Льве IX раскаяние в том, что он принял сан от мирской власти, и убедить папу вновь подвергнуться церковному выбору. Затем, под влиянием Гильдебранда, папа Николай II издал новое постановление об избрании папы, где говорилось о том, чтобы папа был избираем не народом и не высшими сановниками государства, а высшими сановниками Церкви, кардиналами[284]; избрание следовало потом только утвердить согласием прочего духовенства, народа и императора, «если», было прибавлено, «император от Римского престола принял власть свою». Позднее было закреплено постановлением, что папа не только избирается кардиналами, но и из среды кардиналов.

Таким образом, шаг за шагом, конечно, не без борьбы и не без остановок, папство подвигалось все ближе к тому идеалу величия и самостоятельности, который начертали Лжеисидоровы декреталии. Это величие вполне закрепилось замечательнейшим из преемников Николая I Гильдебрандом, когда он стал папой под именем Григория VII (1073–1085).

Глава XXV Сношения Рима с Византией в X и XI веках. Михаил Керулларий

С тех пор как Фотий всенародно обличил отступления Рима от древней Апостольской Церкви, отношения между Восточной и Западной Церквами стали враждебными, а постоянные произвольные нововведения пап с каждым годом все резче обозначали разделение между ними. Не было еще явного, осознанного разрыва, но уже не было и единения. Латинское духовенство представляло греков еретиками, арианами, ослушниками Самого Христа, Который будто дал высшую власть над всем миром римским папам в лице апостола Петра, вследствие чего папы уже считали всю вселенную своим законным достоянием и ставили свои решения выше соборных постановлений. Трудно было им указать, в чем состояла ересь греков, сохранивших неизменными постановления апостолов и Вселенских Соборов, но доказательства и не нужно было. Равнодушие или невежество Запада принимало мнения духовенства без рассуждений. Со своей стороны Константинопольские патриархи, охраняя свою паству от произвольных нововведений Запада, постоянно обличали всякое новое отступление Римской Церкви от догмата и древнего обряда. Они справедливо называли важными отступлениями изменение в Символе, составленном Вселенскими Соборами; употребление в Церкви непонятного языка, что так однозначно запрещает апостол Павел; властолюбивые притязания, столь противные духу Церкви Христовой. Патриархи Николай Хрисовер, Сисиний, Сергий уже после Фотия в резкой форме говорили о злоупотреблениях латинян. Имя папы перестало упоминаться в Восточной Церкви, и при новых обращениях в христианскую веру греческое духовенство тщательно старалось предохранить новопросвещаемых от нововведений и заблуждений латинян. В народе было к латинянам неприязненное чувство, и эта вражда усиливалась еще чувством презрения, которое, гордые своим просвещением, греки издавна питали к «темному» Западу.

Иногда делались попытки к примирению и сближению, но делались они императорами из политических соображений или в том случае, если император, недовольный патриархом, надеялся найти в папе больше снисходительности в делах совести. Но греческое духовенство очень хорошо понимало невозможность сближения иначе, как при условии признания главенства пап. А это означало бы пожертвовать чистотой христианского учения и признать законность всех произвольных нововведений.

Положение константинопольских патриархов было чрезвычайно трудным. История Византийской империи этого времени наполнена смутами. Престол достигался часто путем преступления, убийств, предательства. Императоры быстро сменялись в результате кровавых смут, производимых искателями власти, и нередко законы и постановления Церкви нарушались самым возмутительным образом. Похитители престола и нарушители закона старались иметь на своей стороне патриарха, чтобы его благословением освятить свои поступки. Если они встречали в нем строгого обличителя, то заточение и изгнание становились для патриарха наказанием за его христианское мужество. Или император грозил обратиться к папе, признать его верховные права и подчинить ему Восточную Церковь. Император мог быть уверен, что найдет полную угодливость в папе, которому прежде всего хотелось быть признанным Византией.