Войдя в гостиную, он никого там не застал, но губернаторы умеют справляться с неожиданностями. Когда губернатор видит, что в гостиной нет гостя, он не гадает и не страдает, а набирает воздуха в легкие и кричит:
— РЕДЖИНАЛЬД!
Когда эхо затихло, сэру Эйлмеру показалось, что в музее кто-то ходит. И он пошел туда.
Действительно, там стояло что-то вроде Реджинальда. Представители двух поколений взглянули друг на друга, мало того — они друг друга рассмотрели и друг другу не понравились. Мартышка думал о том, что будущий тесть — не столько герой Диккенса, сколько самый неприятный из старых хрычей, которых он видел немало; тогда как сэр Эйлмер, окинув взглядом все, от лимонных волос до носков со стрелками, убедился в том, что будущий зять — именно хлыщ и кретин.
Однако он решил ворковать, и ворковать стал:
— А, вот и вы! Реджинальд Твистлтон, если не ошибаюсь?
— Точно. Твистлтон. Реджинальд.
— Как поживаете? — взвыл сэр Эйлмер, словно лев, получивший в зад немного дроби, когда он пил из озерца. — Рад видеть. Жена сейчас придет. Что вы тут делаете?
— Смотрю на эти… штуки.
— Коллекция. Цены ей нет.
— Правда? Нет цены?
— Она уникальна. Собирал десять лет. Вы интересуетесь Африкой?
— Да-да! Ужасно.
Усы зашевелились. Видимо, сэр Эйлмер улыбнулся. Зарождалась одна из прекрасных дружб — но тут хозяин музея увидел глиняные черепки, и улыбка сменилась исключительно жуткой гримасой, а Мартышка ощутил, что из него выскабливают внутренности совком или даже лопатой.
— А, хр-р! — вскричал баронет, возможно, взывая к африканскому богу. — Как?! Что?! Это вы?!
— Я-а-а, — проблеял Мартышка, стоя на одной ноге. — Простите, пожалуйста.
Сэр Эйлмер — не без оснований — указал на то, что надо было думать раньше, и Мартышка с ним согласился, после чего нервно хихикнул.
Нервное хихиканье раздражает многих, в том числе сэра Эйлмера. В былое время он нередко напоминал об этом адъютантам. Даже мысль о Гермионе не помешала ему издать рык, по сравнению с которым все прежние и впрямь казались воркованьем. Опустившись на четвереньки, он стоял над осколками, словно Марий на развалинах Карфагена, бормоча что-то в усы о кретинах и хлыщах. Мартышка понял не все, но вполне достаточно.
Именно поэтому он побледнел, судорожно сглотнул и покрылся липким потом, словно попал в турецкую баню для человеческой души. Гувернантки в раннем детстве, учителя — в позднем не слишком высоко ставили его ум, но все же он догадался, что очаровать родителей невесты ему скорее всего не удалось.
Когда сэр Эйлмер поднялся и сообщил, что штука — жемчужина музея, с которой он не расстался бы ни за какие деньги, хоть бы его молили на коленях, послышался свист, словно некое тело быстро разрезало воздух, — и мгновение спустя в залу влетела хозяйка.
Только Шерлок Холмс угадал бы, что викарий сообщил ей по телефону о болезни своего помощника (корь), но и доктор Ватсон понял бы, что она расстроена, а потому, при всей своей учтивости, не замечает гостя, стоящего уже на другой ноге.
— Эйлмер! — воскликнула она.
— Что?
— Эйлмер!.. Викарий!..
— ЧТО-О-О?
— Викарий говорит, мистер Другг заболел корью.
— Какой еще друг?
— Его помощник. Такой милый, прыщавый. Заразился, теперь некому судить детей.
— Каких детей?
— Конкурс. На празднике.
Позволим себе небольшое отступление. Во владениях сэра Эйлмера каждый год устраивали праздник, где собирался самый цвет сельского общества. Соревнования в беге, местные танцы, детский конкурс красоты, чай с бесконечным множеством булочек под большим тентом — словом, представьте себе дерби, прием в королевском дворце и пир Валтасара.
Представив, вы поймете, почему огорчилась леди Босток. Можно сравнить ее с антрепренером, у которого за два дня до премьеры заболела звезда, или с генералом, чей лучший полк накануне битвы поголовно схватил радикулит.
— Это ужасно, — продолжала леди Босток. — Я просто не знаю, кем его заменить.
Сэр Эйлмер, почуяв опасность, сказал, что он никого судить не будет, и жена заверила его, что об этом не помышляла.
— Но кого-то найти надо, — сказала она, в полном отчаянии обведя глазами залу, как вдруг заметила гостя, стоявшего снова на той, первой ноге, и спросила его:
— Вы Реджинальд?
Предыдущая беседа с сэром Эйлмером довела Мартышку до такого состояния, что он и сам не знал, Реджинальд он или нет. Вообще-то она права, скорее всего он Реджинальд — но не опасно ли это?
Тем не менее он признался.
— Как я рада! — взвыла леди Босток, словно душа в чистилище. Трудно ответить на эти слова. «Да» — нелогично, «Хо-хо!» — фамильярно; и, не додумавшись до «И я очень рад», Мартышка снова хихикнул.
Взор хозяйки засветился безумным огнем.
— Вы не бывали судьей на детских конкурсах? — спросила она.
— Кто, я? — ответил Мартышка. Именно тут ангел, прикинувшись сэром Эйлмером, спас его от страшной беды.
— Зачем он тебе? — спросил ангел. — Я знаю, кто здесь нужен.