Полная тьма

Сначала это был просто самый обычный задний двор самого обычного дома в захолустном городке, конечно, неухоженный и заросший бурьяном. Ничего примечательно там не было и быть не могло. Правда, заросли так и не выгорели под палящими солнечными лучами, но Рудольфус думал, что просто трава слишком стойкая и густая. И так продолжалось до тех пор, пока ему не стало казаться, что задний двор его дома неуловимо изменился. Все осталось прежним и на своих местах, но когда Лестрейндж садился на диван и смотрел сквозь открытое окно, начинало ему чудиться, будто двор стал больше, а трава теперь тянется далеко-далеко, и вот уже не видно, где заканчиваются заросли. Кажется, они простираются, сколько хватает глаз, до самого горизонта. И сам участок стал настолько больше, что иногда Рудольфусу приходила в голову мысль, что его не обойдешь и за несколько часов. Стоило ему отвести взгляд от этого неопрятного куска земли, как подобные мысли начинали казаться несусветной глупостью и видениями, вызванными жарой. Но с каждым днем в глубине души Рудольфус убеждался, что это не глупости.

В один из дней он, человек, который всегда отличался спокойствием и собранностью, испытывает совершенно необъяснимое и неконтролируемое желание выйти во двор, и не просто выйти, а пойти туда, в это море растений, словно он найдет там что-то важное, давно поджидающее его. Рудольфус говорит себе, что это просто смешно, но ноги сами несут его к зарослям. Он сам не понимает, как оказался в этом море бурьяна, который неожиданно оказывается еще выше, чем помнилось, и Рудольфус уже не видит ничего перед собой и идет, раздвигая траву при каждом шаге, и думает, что это не просто заросли, а настоящие джунгли. Трава плохо поддается и смыкается за спиной плотной стеной, а он все идет, не думая, только на задворках сознания блуждает мысль, что он, должно быть, ходит здесь уже несколько часов и что это невозможно, ведь участок не такого размера? И эта мысль внезапно отрезвляет и Рудольфус останавливается, чтобы отдышаться. Он устал так, словно долго бежал, и дыхание тяжелое, пот катит ручьем, и ничего не видно в этом проклятом бурьяне, невозможно определить, с какой стороны его дом. Меньше всего хочется упереться в забор, а потом идти по этим чащобам обратно. Но какие чащобы, если участок совсем маленький? Там просто негде заблудиться.

И Рудольфусу неожиданно становится страшно. Так страшно ему никогда не было: ни в операциях на службе у Волдеморта, ни в Битве за Хогвартс, когда погибли жена и брат. Рудольфус никогда ничего не боялся, а сейчас боится, потому что там, в густых зарослях, в надежном укрытии, кто-то недобрый наблюдает за ним, а вокруг только трава, которая закрывает обзор, мешает дышать, и безоблачное небо над головой, абсолютно недосягаемое и нереальное. Он срывается с места, продирается сквозь траву, стремясь вырваться из этого плена, из капкана, в который сам же и забрел, туда, где его дом, где можно видеть и дышать, и нет этого чувства, что за тобой охотятся, прикидывая, когда лучше напасть. И в этот раз ноги снова сами выносят Рудольфуса из травянистого плена, и вот он стоит перед собственным домом, а внутри разливается уверенность, что теперь все будет в порядке и что бы ни скрывалось в чаще, сюда оно не посмеет явиться.

Но что-то странное творится вокруг. Идя к крыльцу, Рудольфус чувствует, что в воздухе повисло напряжение, будто все вокруг замерло и чего-то ждет. И когда он входит в дом, то не верит своим глазам. На диване, том самом, с которого он наблюдал за двором, сидит его жена, его Беллатрикс. Та, на которой он женился, давно, еще в прошлой жизни, и с которой был счастлив, несмотря на все сложности. Та, с которой он делил соседние камеры в Азкабане за их общие убеждения. Та, которая всю жизнь была предана только одному человеку и умерла ради него, и Рудольфус был почти уверен, что его жена была счастлива умереть за господина. И теперь она сидит на диване в этом доме и кажется Рудольфусу призрачной, далекой и одновременно живой, настоящей. И он не знает, что делать, что говорить, просто стоит и смотрит. Он уже забыл, какая Белла красивая, не на тех колдографиях, которые он всегда носил в нагрудном кармане, а в жизни. Настоящая.

- Я рада видеть тебя, Руди, - он, оказывается, совсем забыл ее голос. - Я давно тебя жду. Тем более, кроме тебя ко мне приходить и некому, - она улыбается, как улыбалась только в первые годы замужества.

- Что здесь происходит? - голос у Рудольфуса хриплый и совсем тихий. - Что это вообще за место, черт возьми? Белла?

Она качает головой:

- Это место, где я сейчас живу, Руди. Не бойся, ты можешь уйти отсюда в любую минуту. Так же, как всегда сможешь вернуться.

- Как? - он все еще не понимает.