Полночь

«Я тоже», – мелькнула у Эдуарда мысль, когда он представил себе образ Татьяны.

– Ой, смотрите! Рыба, и какая большая! – внезапно донесся до них голос Татьяны.

Мужчины заспешили в носовую часть катера. Папаша Дриппи заглушил двигатель и неспешно приблизился к борту. В руках он держал толстую самокрутку, своими размерами не уступающую разваренной сардельке.

В прозрачной воде мелькали продолговатые тени, то поднимаясь наверх, то ныряя, растворяясь в ультрамариновой глубине. Изредка зеркальную поверхность рассекали острые плавники, поблескивающие на солнце. Акулы были небольшие, около полутора метров длиной, они плавали вокруг катера, постепенно сужая круги.

Папаша Дриппи задымил самокруткой и что-то процедил мальчишкам, после чего они приволокли несколько мотков проволочной лесы с крючками и гарпуны со съемными древками. Пока один из них, выловив из бадьи голову какой-то рыбы, нанизывал ее на крючок, второй готовил гарпуны, привязывая их к специальным манильским тросам, которые другими концами крепились к бочонкам. Гарпуны были самые разнообразные, с устрашающего вида зазубринами, и Татьяна не могла оторвать от них глаз – они были похожи на какие-то средневековые орудия пыток.

– Вот это я понимаю, – с невольным уважением проговорил Вячеслав, разглядывая гарпуны. – А то, понимаешь, охотник на акул – и вдруг такая конфетка с вышкой и прочими прибамбасами.

– А ты хотел, чтобы мы отправились в открытый океан на деревянном каноэ, как туземцы? – усмехнулся Эд. – Что ж, я могу тебе и такое устроить, только поедешь без меня. Я понимаю, что ты ожидал некой романтики, но на самом деле все прозаично. Прогресс идет вперед, и если Папаша Дриппи будет охотиться на лодке, он потеряет в скорости и поймает меньше рыбы. А кроме того, он подвергнет себя большому риску. Во время охоты акулы часто выпрыгивали из воды и топили лодки.

Папаша Дриппи посмотрел на них, задержав взгляд на стройных ногах Татьяны, затянутых в узкие джинсы, и что-то сказал, выпустив кольцо дыма.

– Что он говорит? – Татьяна посмотрела на Эдуарда.

– Акула чувствует каплю крови на расстоянии пятисот метров, – чуть покраснев, сказал Эд. – То есть растворенную примерно в шестистах тысячах литров воды.

Между тем акулы перестали кружить вокруг «Бродбилла», одна из них ткнулась рылом прямо в нижнюю часть форштевня катера, две другие устремились за наживкой, которую забросил Папаша Дриппи. Одна оказалась быстрее, и ее челюсти сомкнулись на крючке с головой рыбы. В толще воды проскользнуло еще два темных силуэта. Акула, попавшаяся на крючок, рванулась в сторону, с визгом разматывая леску. На вываживание не ушло много времени, и уже спустя пару минут Папаша Дриппи подтянул уставшую рыбину к своему судну. Один из пареньков помогал ему, ловко управляясь багром. Вскоре сверкающее тело морской хищницы яростно билось на палубе, гулко стуча мощным хвостом. Ее спина была красивого темно-синего окраса, цвета индиго, а нижняя часть жемчужно-серебристой. Татьяна инстинктивно отодвинулась назад. Еще никогда в жизни она не видела так близко живых акул.

Между тем Папаша Дриппи оглушил ее короткой дубинкой, наступил своим протезом на голову замершей акулы и вынул из ножен широкий нож. Не выпуская изо рта своей вонючей самокрутки, он коротко полоснул по брюху рыбины. Тело акулы обмякло, внутренности, бледно-желтые и розовые, вывалились прямо на палубу влажным клубком. После этого грек высвободил из жаберных щелей крючок, зачем-то лизнул его и, весело взглянув на оторопевшую Татьяну, что-то гортанно выкрикнул.

– Охота началась, – перевел Эд. Лицо его посерьезнело. – Таня, ты как?

Женщина крепко вцепилась в борт, стараясь не смотреть на расползающиеся по палубе кишки и извивающийся хвост акулы.

– Нормально, – сказала она твердо.

Папаша Дриппи небрежно швырнул выпотрошенную акулу за борт, словно тряпку. Часть внутренностей он кинул в бадью, другую часть нанизал на крюк и бросил его вслед за акулой.

Помимо своей воли Татьяна осторожно выглянула за борт. То, что произошло дальше, навсегда врезалось в ее память. У катера металось уже не четыре, а шесть акул. Так получилось, что крюк с наживкой оказался ближе всего именно к той самой, которой только что вспороли брюхо, и она как ни в чем не бывало вцепилась зубами в собственные кишки. Папаша Дриппи, невольно выругавшись, подсек рыбу, но к ней уже рванулись две акулы. Одна, выхватив зубами здоровенный кусок плоти от жертвы, тут же потеряла к ней интерес, а вот вторая вцепилась намертво и сорвалась только в воздухе, когда добычу поднимали на борт.

Повторно пойманная акула медленно разевала пасть, она словно не обращала внимания на удары дубинки, которые сыпались на нее как град. Тогда один из юношей принес маленький топорик, и грек двумя точными ударами отрубил акуле голову, затем снова кинул ее в море, но даже после этого тело хищницы продолжало извиваться. К ней моментально устремились ее товарки и разорвали на части буквально в считаные секунды. Во все стороны летели капли воды, розовые от крови.