Полночь и магнолии

— Они падают у твоих ног и умирают… А потом… ты берешь Дамаска, сажаешь меня и мы вместе скачем за горизонт. Мы и моя белка, и твоя шпага.

Сенека не переставал поражаться ее буйной фантазии.

— Пичи, — сказал он. — Может, вернемся к тому, чем мы с тобой занимались?

— Подожди! У меня внутри все трепыхается!

— Трепыхается? — переспросил он.

— Да, мой дорогой, храбрый принц! Мой завоеватель! Мой возлюбленный!

Ее глаза горели. Он притянул ее к себе и нежно поцеловал. Она ответила тем же. Она целовала и целовала его. А он хотел большего. И хотел сейчас же. Он гладил ее спину, ее живот и спускался все ниже и ниже… до тех пор, пока не коснулся ее самого сокровенного места…

— Сен… Ты… Ты… что делаешь? Ты что трогаешь? Соображаешь?

Она начала вырываться от него. Он поймал ее и придавил своим грузным телом.

— Пичи, ты просила меня не прекращать, не останавливаться. Я сделал так, как ты просила… Я клянусь, что я сделаю тебя своей женой!

Очень аккуратно он повернул ее на бок и склонился над ней.

— Женой? Но я — я уже твоя жена, — сказала она ему смущенно. — Ты что, не помнишь нашу свадьбу? Я не понимаю…

— Я знаю, что ты не понимаешь. Но я собираюсь научить тебя. Я покажу тебе, что я подразумеваю.

Она видела, как он пожирал глазами ее грудь, ее живот и то, что находилось… ниже… Сенека видел ее плотно сжатые бедра.

Уверенный, что они скоро раскроются для него, он взглянул на пояс, который обвивал ее тонкую талию. Шелковый халат был ее единственной одеждой. Под халатом не было ничего.

— Принцесса, — прошептал он и ухватился рукой за пояс. Он хотел увидеть ее во всей ее красе!

Пичи сначала не сообразила, что он сделал, а когда сообразила, то очень смутилась.

Сенека потянул за пояс, и полы халата разлетелись. Он тотчас же положил ей руку на живот, а потом спустился ниже.

Пичи пришлось очень быстро повернуться на живот, дабы избавиться от его притязаний.

— Пичи, — сказал Сенека и потянул ее за плечо. Она повернулась и сказала:

— Пошли козла в огород, он все переберет. Я же ведь сказала тебе встретиться только с мисс Полли, а ты надумал здороваться еще с Друлли.

Ему не пришлось долго соображать, кто такая была Друлли. Он чуть было снова не рассердился на нее. Но его инстинкт подсказывал ему не горячиться.

— Пичи, — начал он говорить нежным мягким голосом, — давай поговорим об этом, ладно? Что ты имела в виду, когда говорила, что мы могли бы заниматься тем, чем занимаются муж да жена?

— Ну… я имею в виду то, что мы делали, Сенека. А впрочем, ты сам получше знаешь, что это такое, Сенека. Я знаю, что это такое, хотя ничего подобного в жизни не делала, но я знаю…

— Я вижу, — ответил Сенека. Он медленно перевернулся на спину и прижал ее к себе. Она вновь начала вырываться.

— Успокойся. Все, что я делаю, так это обнимаю тебя, и все.

Она перестала дергаться.

— Сенека…

— Откуда же ты знаешь, чем занимаются муж да жена, если никогда в жизни этим на занималась? — спросил он.

— Это все миссис Макинтош.

— Просто рассказала тебе, да? Ты ничего об этом не узнаешь, пока сама не испробуешь, Пичи.

— Нет, я знаю. Мисс Макинтош объяснила все очень хорошо.

— Тогда, я думаю, она рассказала тебе об этом, — сказал он и положил ее руку к себе на бедра, а затем приложил к паху.

Пичи вдруг стало страшно. Только его кальсоны отделяли ее руку от его самого сокровенного места. Она попыталась отдернуть руку, но Сенека не дал ей этого сделать.

— Я думал, что ты все знаешь об этом, а ведешь себя так, как будто бы не знаешь ничего. Если ты овладеешь этими знаниями, то «такое» твое прикосновение ко мне ничего плохого для тебя не сделает. Более того, я никогда не обижал тебя и не собираюсь этого делать сейчас.

А Пичи тем временем обезумела от страха. Сенека все еще не отпускал ее руку, а она чувствовала, как его плоть увеличивалась в размерах и была такой горячей.

Пичи была очень удивлена, так как миссис Макинтош ничего не говорила ей о том, что мужская плоть может так расти. Сенека начал водить ее рукой вверх-вниз…

— Скажи мне, что ты знаешь об этом? Скажи, что нам с этим нужно делать? — допытывался он у нее.

Когда она поняла, что он подразумевает под словом «это», то раскрыла рот от изумления.

— О, Боже, Сенека! Ты от скромности не умрешь!

— В кровати — никогда, и тебе того же желаю! А теперь скажи мне, что мы сделаем с «этим»? — спросил он и положил ее руку себе между ног.

Придавленная его могучим телом, Пичи лежала, как мышка, боясь и пальцем пошевельнуть. О том, чтобы вырваться и убежать, не могло быть и речи. Он, как демон, удерживал ее своими сильными руками.

— М… м… мы н… ничего не сделаем с «этим». Это не то, чем мы могли бы заниматься сегодня. Позволь мне…

— Нет, не позволю! Ответь на мой вопрос. Ей ничего не пришлось сделать, как подчиниться королевскому приказу. Глядя ему в глаза, она приготовилась доказать, что ей все было известно.

— Ну… ты… у тебя с «этим» делом все в порядке… и по размерам… и по силе. Должно быть, у тебя совсем нет проблем, так, Сенека?