Полночь мира (=Пепел Сколена)

  Даже сейчас, зимой, над городом висел неумолчный звон кузнечных молотов, перестук молоточков башмачников и чеканщиков, свист пил и звонкие удары топоров. Он начинался рано утром, сейчас, зимой, еще до рассвета, а стихал вечерами. Были тут, разумеется, и конторы ростовщиков, и кабаки, и бордели - но они были в явном меньшинстве. В постсоветской Москве, понял Моррест, господствовал дух хвастовства былым величием и пустого прожигания жизни, а в Алкрифе напряженно бился пульс огромной державы. Оказывается, алки - собранный, целеустремленный и настойчивый народ: наверное, так выглядели англичане эпохи Клайва и Каннинга. Раньше Моррест удивлялся, как крошечная Алкия смогла столько нахватать. Теперь понял. Эвинна не сможет одолеть такую силу, у нее нет ни таких городов, ни такого народа. Надо держаться на стороне Амори, авось и удастся не попасть в мясорубку.

  Вот и храм - молчаливый свидетель былого величия Империи. Стройные, нарядные колонны, облицованные малахитом, рвущиеся ввысь и заканчивающиеся вычурными капителями. Обманчиво-легкий, будто парящий над колоннами, купол, увенчанный золотым изображением знака Стиглона. Облицованный синей глазурью, как купола мечетей Средней Азии, в солнечный день он, наверное, ослепительно сверкает. Покрытые барельефами стены за рядом колонн, пристроенные изящные башенки, еще больше усиливающие сходство с мечетью. Но на "минаретах" сходство и заканчивалось: изяществом, устремленностью ввысь, к горним высям, храм больше напоминал архитектуру Древней Греции в ее лучшие времена. А затейливая вязь сколенского письма на стенах и барельефах напоминала то ли арабское письмо, то ли деванагари. Наверное, времена Империи и были тут античностью, которая сгинула, убитая Катастрофой. А время, в которое попал Моррест, наверняка станут называть Темными веками. Грустно.

  Храм и сейчас пленял строгим, ничего лишнего, величием. Заметил Моррест и следы упадка. Где потрескавшаяся облицовка, где отвалившийся кусок штукатурки, где и выцарапанная гвоздем похабщина. В огромные, рассчитанные на сотни прихожан ворота ныне тянулась узенькая струйка бедно одетых, замордованных непосильным трудом людей. По сколенской речи в толпе Моррест понял: для этих людей Алкская земля была не родиной-матерью, а мачехой - причем на удивление глупой и жестокой. Богатая одежда, пожалованная королем, резко выделяла его в толпе, на него сразу же стали недобро коситься. Морресту вспомнились предостережения стражников. Да, тут Стиглон - божество не столько национальное, сколько классовое. Не хватает только Владимира Ильича в кепке и на броневике. Впрочем, ждать его недолго, разве что в этом мире он будет женского пола. Хотя Эвинну скорее стоит сравнивать с Разиным и Пугачевым...

  - Храм Алка Морского у побережья, господин алк, - по-алкски произнес рослый углежог со въевшейся в поры кожи сажей. Закашлялся, сплюнул. Морресту тоже было не легко, алкскую речь он понимал с пятого на десятое. - Хоть тут избавь нас от своего присутствия. А то ведь нарвешься когда-нибудь...

  - Но мне нужно помолиться именно Справедливому, - произнес Моррест по-сколенски. Мужчина посмотрел сперва с удивлением (нынешние алки не утруждали себя изучением языка Империи), а потом с радостным удивлением.

  - Сколенец?!

  - Нет, кетадрин, - поправил Моррест. - А теперь, как и вы, служу Алкскому королевству.

  - И неплохо служишь, - скривился мужчина. - Меня зовут Барри ван Эгинар.

  - Моррест ван Вейфель, - произнес было Моррест, но вовремя осознал ошибку и добавил: Так меня люди зовут.

  Огромные, обитые позеленевшей бронзой ворота медленно открылись, впуская людской ручеек. Помещение было рассчитано на тысячи человек, и в былые времена наверняка заполнялось до отказа. Сейчас тут было не больше сотни сколенцев, бедно одетых и усталых. Оружия, с которым любят щеголять алкские дворяне, нет и в помине.

  Пройдя под высокими, украшенными лепниной сводами ворот, Моррест не удержался, огляделся. Конечно, привычных по русским церквям росписей и икон не было и в помине. Их заменяли искусно вырезанные в камне барельефы. Свет из узких окон, прорезанных в "барабане" под куполом, смешивался со светом факелов и больших масляных ламп, их отблески причудливо трепетали на стенах, и казалось, что барельефы на стенах храма живут и движутся. Мастерам удалось достичь настолько сильного эффекта, что поначалу Моррест слегка испугался несущейся на него конной лавины. Где на Земле умеют так наполнить вырезанные в камне изображения жизнью и движением? Разве что в Индии. Да и то надо смотреть вживую, а не на фотографиях.