Полночь в Малабар-хаусе

На рекламном щите – цветном постере последнего болливудского блокбастера, немного подпорченном следами голубиного помета, – сидел лангур и внимательно наблюдал, как Персис паркует свой джип и выходит на улицу, освещенную послеполуденным солнцем. Перед ней возвышалось мрачное здание из серого кирпича, похожее на готический мавзолей.

Персис быстро вошла внутрь, коротко переговорила с охранником и направилась вниз, в самые недра.

На мгновение она задержалась перед дверью с табличкой «Судебно-медицинская лаборатория», но потом собралась с мыслями, разгладила руками платье, заправила прядь волос за ухо и вошла внутрь.

Блэкфинч, одетый во фланелевые брюки и белую рубашку с закатанными до локтей рукавами, склонился над рабочим столом и что-то разглядывал в микроскоп, сдвинув очки на затылок. Похоже, он не услышал, как она вошла, и Персис стала ждать, гадая, как лучше оторвать его от работы.

За нее все сделала ворона, которая уселась на подоконник и принялась громко долбить клювом стекло.

Блэкфинч огляделся, увидел Персис и замер. Правое ухо у него все еще было перебинтовано. Какое-то время он смотрел на нее, а затем вернулся к своему микроскопу.

Персис прошла вглубь комнаты, как никогда, переживая из-за своей внешности. Возможно, ей все же не стоило надевать это платье и эти неудобные, хотя и, бесспорно, стильные туфли, которые тетя Нусси подарила ей год назад.

– Я удивлена, что ты здесь. Думала, ты будешь праздновать рождение нации вместе с той твоей старой подругой.

– Это не моя нация, – сухо сказал Блэкфинч, даже не глядя в ее сторону.

– Не согласна. «Каждый контакт оставляет след» – принцип Локара[16], кажется? А британцы жили здесь три столетия, так что контактов было довольно.

Блэкфинч хмыкнул. Она постаралась переместиться в поле его зрения, но он тут же подвинулся так, чтобы оставаться к ней спиной.

Персис вздохнула.

– Я так понимаю, ты все еще сердишься?

– С чего бы это мне на тебя сердиться? Ты же в меня не стреляла. Хотя нет, постой. Именно это ты и сделала.

– Что ты хочешь услышать? Прости меня. Я не хотела отстреливать тебе часть уха.

– Ты меня чуть не убила!

– Это был обдуманный риск. Если бы Шанкар посадил тебя в машину, неизвестно, что бы он с тобой сделал. А от меня опасности ждать было нечего. На экзамене по стрельбе я набрала 96 %.

– Отрадно это слышать, – проворчал он.

– Прости меня, – повторила Персис. – Но, если бы ты не дернулся в последнюю секунду, я бы не задела ухо.

– Значит, это я во всем виноват? – он повернулся к ней. Щеки у него горели.

«Вот было бы забавно сейчас ляпнуть, что он очень красивый, когда сердится», – подумала Персис, но сдержалась. Вряд ли бы он оценил.

– Ты на редкость бесшабашная, Персис, – сердито сказал Блэкфинч. – И в один прекрасный день из-за этого кто-нибудь погибнет. Кто-то, кто тебе по-настоящему дорог.

Что-то непрошеное чуть не сорвалось с ее губ, и она прикусила язык. Те смешанные чувства, которые привели ее сюда, внезапно показались ей пугающими и сложными – настолько, что она не могла их разгадать. Возможно, лучше будет пока держаться подальше.

– Желаю тебе скорейшего выздоровления, – процедила она. – И спасибо за помощь в расследовании.

Она повернулась и пошла прочь, цокая каблуками по кафелю.

Так и не покинувший своего убежища лангур невозмутимо наблюдал, как она подходит к джипу, ругается, забирается внутрь и опять ругается. Закрыв глаза, Персис откинулась назад.

Тут ей в окно постучали. Это оказался Блэкфинч.

Персис опустила стекло и подождала, пока он заговорит.

– Меня тут позвали на одно мероприятие. В шесть вечера, клуб «360». Но тебе это, наверное, не интересно? Там будет ужин, речи, фейерверки и всякое такое. Может, еще танцы.

Персис отвернулась и задержала взгляд на женщине на обочине дороги. Она кормила грудью своего ребенка, и глаза у нее были болезненно-мутные, как у всех бедняков в новой республике.

– Я подумаю, – ответила Персис.

Послесловие автора

Призраки раздела

О Разделе часто говорят как об историческом событии, затрагивающем национальные государства, крупных мировых деятелей и политику на макроуровне. Но правда в том, что Раздел оказал – и продолжает оказывать – огромное влияние на множество отдельных жизней. Миллионы людей погибли, еще миллионы потеряли свои дома, работу, привычную жизнь. Исследования показали, что в Пенджабе во время переселения народа в Пакистан пропало без вести от двух до трех миллионов человек.

В том, что случилось, нельзя винить исключительно Маунтбеттена и британских политиков. Часть вины лежит и на политиках с субконтинента. И на отдельных людях тоже. На тех обычных гражданах, которые позволили разжечь в себе ненависть и религиозную нетерпимость, которые пренебрегли многолетней, многовековой дружбой, которые с огнем и мечом бросались на своих соседей и соотечественников и убивали мужчин, женщин и детей. Эту безумную жажду крови трудно постичь даже сейчас.