Полночь в Малабар-хаусе

– Он был не просто моим работодателем, инспектор. Сэр Джеймс был мне другом. Впервые мы встретились много лет назад, в Университетском колледже Лондона. Родители отправили меня за границу продолжать учебу. Хэрриот был в этом колледже попечителем. В тот год он прочел лекцию о Дизраэли и подробно проанализировал положение дел в Индии. На тот момент он уже провел в этой стране большую часть десятилетия. Он был одним из немногих англичан, которые верили в автономию Индии и имели достаточно смелости сообщить об этом широкой публике. Это была одна из причин, по которой мы попросили его остаться после Раздела, – он снова вздохнул. – Я повидал немало смертей на войне. Не сказать, что я к ним привык, но какой-никакой иммунитет выработал. Так что я скорблю по Джеймсу как умею.

Последнее, что сделала Персис этой ночью, – доставила тело в морг.

Дождавшись приезда скорой помощи, она проследила, как труп Хэрриота подняли на носилки и накрыли белой простыней. Затем санитары спустились по лестнице и скрылись в ночи – словно пигмеи, несущие хоронить умершего вождя.

Домой она отправилась, когда оставался всего час до рассвета. В голове ее вертелась одна-единственная мысль: почему из всех полицейских участков Лал решил позвонить именно в Малабар-хаус? В конце концов, пускай даже власть имущие никогда этого не признают вслух, их подразделение составляли сплошь неудачники, которых сочли непригодными для более достойного назначения и только поэтому собрали вместе.

Эта мысль продолжила преследовать Персис даже во сне.

3

3 января 1950 года

Не прошло и трех часов, как Персис проснулась и увидела, что рядом лежит Акбар и беззаботно глядит на нее ослепительными зелеными глазами, которые в свое время и покорили ее сердце. Он потянулся мордочкой к ее лицу, явно желая приласкаться, и Персис, поморщившись, подняла руку, чтобы его отогнать.

– Ну уж нет.

Обиженный кот смерил хозяйку холодным взглядом, затем отвернулся и улегся на мягком пуховом матрасе поудобнее.

Персис села, потянулась и, оставив серого обжору дуться, отправилась в ванную.

Угольный нагреватель снова не работал, и от бодрящего холодного душа руки Персис сразу покрылись гусиной кожей. Она быстро натянула униформу цвета хаки, собрала волосы в привычный пучок, сунула под мышку фуражку, проверила состояние револьвера, вернула его на место в кобуру и отправилась в гостиную.

Тетя Нусси вовсю суетилась на кухне.

– Присаживайся, милая, – пропела она. – Все почти готово.

Отец Персис, Сэм Вадиа, даже не потрудился оторваться от шахмат. Он был поглощен игрой со своим постоянным спарринг-партнером, доктором Азизом Шаукатом, известным в своих кругах специалистом по почечным заболеваниям.

Когда вошла Персис, доктор как раз говорил ее отцу:

– Не налегай так на виски. Побереги себя, иначе твоя печень однажды раздуется, как воздушный шар.

– И замечательно, – отозвался Сэм, подхватывая ладью и воинственно передвигая ее по полю. – Значит, там появится больше места для виски.

– Зря стараетесь, дядя Азиз, – сказала Персис, наклоняясь и нежно целуя отца в щеку. – С Новым годом.

– Сколько можно просить не называть меня дядей? Я, между прочим, фланер и бонвиван в самом расцвете сил!

Тетя Нусси поставила на стол дымящиеся тарелки с пряным рыбным кеджери. У Персис сразу потекли слюнки. Она и не помнила, когда ела в последний раз.

– Не стоило так утруждаться, тетя Нусси.

– Что может быть лучшим началом нового года, чем домашний завтрак для единственной племянницы?

– Домашний завтрак у нас каждое утро, – пробурчал Сэм. – Потому что его готовит Кришна. Дома.

Сколько Персис себя помнила, между ее отцом и младшей сестрой ее матери всегда царила молчаливая вражда. И только после смерти матери она узнала подробности.

Тетя Нусси и ее сестра, мать Персис, происходили из парсов и были единственными дочерьми судоходного магната Зубина Пунаваллы, который просто души не чаял в своих девочках. Сэм Вадиа тоже был парсом, но из куда менее зажиточной семьи. Его отец держал книжный магазин и, хотя зарабатывал вполне прилично, не имел никаких особенных богатств или связей. Сам Сэм изучал юриспруденцию, но борьба за независимость уничтожила его карьеру в зародыше. Вместе с тысячами других молодых людей он погрузился с головой в сражения, вдохновленный как примерами Неру и Ганди, так и собственным чувством разочарования.