– Папа, пора одевать Угу.
– Подать сюда наряд Уги! – поддержал женщину дородный джентльмен, стоявший у окна.
Зейлер достал красную майку и крикнул:
– Хей-у-у-ух!
Уга вошел в комнату, извиваясь всем своим мощным корпусом и виляя обрубком хвоста. Зейлер натянул псу через голову красную майку и закрепил ворот на шипах ошейника.
– Если мы проиграем, то никогда больше не наденем эту майку, – сказала Суон. – Если во время матча дела идут плохо, то мы иногда меняем наряд прямо во время игры.
– На сегодня мы запасли пять или шесть маек, – добавил Зейлер. – Будем надеяться, что они нам не пригодятся.
– Майки для Уги всегда шила мама, – продолжала Суон. – у нас есть исторические наряды, в которых Уга был, когда мы выигрывали кубок. У Уги гардероб больше, чем у меня.
Гости начали собираться, а Зейлер причесал собаку и присыпал тальком ее голову, чтобы замаскировать сероватое пятно.
– Это для съемок, – пояснил он. – Уга должен выглядеть, как совершенство, как стопроцентная белая собака. Ну, пошли.
Зейлер открыл дверь, и Уга, нетерпеливо натягивая поводок, повел процессию сначала к лифту, а потом к выходу на улицу.
На стоянке Санфордского стадиона Зейлер водрузил собаку на крышу фургона с номерным знаком UGA IV. Посаженный на трон пес с величественным видом принимал поклонение своих обожателей. Тысячи зрителей махали псу руками, кричали приветствия, а стоявшие поближе трепали его по холке и снимали на пленку. Уга с удовольствием подставлял голову и лизал все руки, до которых мог дотянуться.
Незадолго до начала игры Зейлер снял собаку с трона и повел к открытому краю U-образного стадиона, где они постояли перед тремя могильными плитами. То было семейное мемориальное кладбище Уги. У каждой могилы лежали охапки цветов, и на каждой красовались эпитафии:
В конце стадиона собралась толпа. Болельщики пришли забрать Угу у владельца, чтобы посадить собаку в ее официальную резиденцию, похожую на большой пожарный гидрант на колесах. Внутри этого сооружения имелся кондиционер – климат Джорджии не очень подходит для чистопородного английского бульдога. Гидрант вывезли на середину поля для церемонии открытия матча. Перед первым ударом по мячу Уга выпрыгнул из «конуры» и потрусил к боковой линии. По трибунам прокатился восторженный рев: «Отличный пес! Отличный пес! Отличный пес!
Вечером того же дня я позвонил Уильямсу и рассказал ему о своем разговоре с Зейлером.
– Похоже, он приготовил для процесса какое-то, новое секретное оружие, – сказал я.
– Это можно предположить по тем счетам, которые он выставляет. Что вы о нем думаете?
– Умен, энергичен и заинтересован вашим делом.
– М-м-м-м, – промычал Уильямс неопределенно, – и деньгами, которые он на нем делает.
Я услышал на другом конце провода позвякивание кубиков льда в стакане.
– Вы хотите, чтобы я рассказал вам, что он нашел?!
– Нет, не особенно. Но поведайте мне – не подумайте, правда, что это меня действительно интересует кто выиграл сегодняшний матч?
– Джорджия. Девятнадцать – семь.
– Это хорошо. Зейлер будет в прекрасном расположении духа. Все это совершеннейшее детство. Когда Джорджия проигрывает, он становится совершенно невменяемым. Это настолько выбивает его из колеи, что он несколько дней не может работать.
– В таком случае, он будет защищать вас с удвоенной энергией, счет весьма крупный.
– Надеюсь, это была не слишком большая победа, а то Сонни захочет расслабиться на процессе.
– Нет, игра была не из важных, – успокоил я Уильямса.
– Чудесно, – проговорил Уильямс. – Очень не хочется, чтобы он отвлекался и витал в облаках. Он должен быть свежим и бодрым. Да, это сработает. – Уильямс замолчал. В стакане звякнули кубики льда. – Да, это должно очень хорошо сработать.
Глава XXI
ЗАМЕТКИ С ПРОЦЕССА
Уильямсу снова не повезло с жюри. Шесть мужчин, шесть женщин; семь черных, пять белых. Когда судья Оливер предложил им явиться назавтра в суд с достаточным запасом одежды для двухнедельного пребывания в Саванне, четыре женщины разразились слезами, а один из мужчин даже подпрыгнул на месте: «Я отказываюсь. Отказываюсь! Я потеряю работу