Полночь в саду добра и зла

– Моим делом занимается сейчас Сонни Зейлер, сообщил Уильямс. – Иногда он мне звонит, но я слушаю его вполуха. Он присылает мне письма с отчета но я только просматриваю их по диагонали. Если вам это действительно интересно, то можете встретиться ним, и он сам вам все расскажет, а вы потом вкратце передадите мне ваш разговор – это избавит меня от лишних переживаний. Офис Зейлера находится в Армстронг-хауз – это большое серое здание на углу Булл-стрит и Гастон-стрит. Я позвоню ему, и он вас примет, только постарайтесь навестить его после пяти часов, по окончании рабочего дня, а то мне придется оплачивать и вашу беседу – он не постесняется представить мне счет за нее. Знаю я этих адвокатов. – Уголки рта Уильямса печально опустились. – Передайте привет Уге.

– Уге?

– У-Г-А. Уге. Это большой белый бульдог – талисман Университета Джорджии.[16] Сонни Зейлер – его гордый владелец. – Уильямс проговорил это с явным неодобрением. – Сонни – человек с чудинкой. Он футбольный фанат университетской команды. Он владел факультетским талисманом еще в пятидесятые годы, когда учился на юридическом. Теперешний Уга – четвертый но счету в этой собачьей династии за двадцать пять лет. Сонни возит его на все игры в специальном фургоне. Пес даже записан в правах Зейлера, там собака значится под именем УГА IV.

Вестибюль Армстронг-хауз был похож на пещеру с мраморным полом и камином, напоминающем об эпохе средневековых баронских замков. На одной из стен красовался портрет британского вельможи в красной накидке, выполненный в полный рост. Под этим портретом в кресле дремал старый портье, мистер Гловер. Служительница, сидевшая у входа на широкую лестницу, шепотом сообщила, что надо подняться наверх.

Большой, элегантный кабинет Сонни Зейлера размещался в бывшей спальне хозяина дома. Из высоких французских окон открывался вид на Оглторпский клуб. Ни стенах, где можно было ожидать увидеть портреты основателей фирмы, красовались цветные фотографии Уги I, Уги II и Уги III. На мощные плечи каждого бульдог была натянута красная футболка; на груди четко выделялась буква G – Джорджия. Сам Зейлер в белой рубашке с короткими рукавами сидел за столом. Адвокат оказался крепким широкоплечим мужчиной. Когда я вошел, он поднялся со своего места так стремительно, как бросается в атаку прорывающийся по центру поля полу «защитник. Мы пожали друг другу руки. На пальце Сонни был надет перстень, размерами напоминающий кастет, Мелкие бриллианты на кольце складывались в слова: ДЖОРДЖИЯ – НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЧЕМПИОН – 1980; Я сел за стол напротив хозяина. Было четверть шестого, но, кто знает, может, у Зейлера спешили часы?

– Вы проведете этот процесс не так, как прошел первый? – спросил я.

– Конечно, черт возьми, – ответил он. – У нас составлен абсолютно новый план игры. Самой большой ошибкой защиты на прошлом процессе была полная неготовность во всеоружии встретить гомосексуальную тему. Бобби Ли Кук полагал, что сумел исключить этот щекотливый предмет из судебного разбирательства и набрал в жюри старых дев и школьных учительниц. Это катастрофа. На всей защите был поставлен жирный крест, когда Лоутон разрешил свидетельствовать тем двум панкам – дружкам Хэнсфорда, которые подтвердили, что между Джимом и Дэнни существовали половые отношения. Я усадил Джима на то самое место, где сидите вы, и сказал: «Послушайте, мы не можем второй раз допустить одну и ту же ошибку. Если мы это сделаем, он снова выпустит на присяжных тех двух парней, и все завертится, как в прошлый раз. Вы должны рассказать об этом сами, своими собственными словами. Расскажите все спокойно и мягко, чтобы сгладить тяжкое впечатление и погасить ажиотаж». Но Джим уперся – он не желал этого делать. Просто отказался и все. Заявил, что не может говорить об этом в присутствии своей матери. Тогда я сказал ему: «Бога ради, перестаньте, Джим. Ваша мать сидела в зале суда и все слышала!» – «Но не от меня!» – возразил Джим. Я подумал минуту и нашел выход: «А что если удалить вашу мать из зала суда на время вашего допроса? Тогда она ничего не услышит из ваших уст». Джим нехотя согласился. Я попросил его не беспокоиться, пообещав подобрать таких присяжных, которые не упадут в обморок при слове «гомосексуализм».

– И как конкретно вы планируете это сделать? Зейлер задумчиво оперся локтями о стол.

– Ну, мы собираемся поступить следующим образом: спросим потенциального присяжного, не почувствует ли он каких-либо затруднений, если узнает, что подсудимый – гомосексуалист. Они, конечно, в один голос заявят: «Что вы, конечно, нет, никаких проблем не будет». Тогда мы спросим их: «Хотели бы вы, чтобы учителем ваших детей в школе был гомосексуалист?» На этом вопросе поймается большинство из них. «Я бы не хотел, нет». Таких людей мы исключим. Если же кандидат в присяжные уклонится от ответа на этот вопрос, мы добьем его следующим: «Есть ли гомосексуалисты в церкви, куда вы ходите?» Короче, если у человека есть предубеждение, мы рано или поздно докопаемся до него.