Читаем Полночь в саду добра и зла полностью

– Во-первых, – сказал он, – криминалистическая лаборатория получила весьма неприятные результаты. На руках Дэнни Хэнсфорда не обнаружено следов пороха, а это означает, что он не стрелял, вопреки утверждениям Джима.

– Боже мой, – ахнула женщина.

– Расположение пулевых отверстий также противоречит версии самозащиты, которую отстаивает Джим. Одна пуля вошла в грудь, и это соответствует версии, но вторая пуля поразила Хэнсфорда в спину, а третья ударила его в голову, за ухом. Так что получается, что Джим первым выстрелом попал Дэнни в грудь, потом встал, обошел стол и дважды выстрелил в лежавшее тело – то есть сделал что-то вроде coup de grace.[12]

– Как это ужасно, – произнесла женщина. – Так ты считаешь, что это была не самозащита?

– Боюсь, похоже на то. Анализ отпечатков пальцев еще более удручает. На пистолете, который лежал под рукой Хэнсфорда, нет вообще никаких отпечатков, а это значит, что пистолет вытерли, а потом подложили под руку. Все выглядит так, что Джим застрелил Дэнни, потом взял второй пистолет, дважды выстрелил с того места, где стоял Хэнсфорд, а потом положил оружие под руку мертвеца, предварительно стерев с рукоятки отпечатки своих пальцев.

– Я сейчас упаду в обморок, – заволновалась женщина. – Как ты думаешь, что теперь будет с Джимом?

– Я уже говорил ему самому об этом, когда приехал. Он выкрутится.

– Но каким образом? – усомнилась женщина.

– Хороший адвокат может оспорить улики или истолковать их в пользу обвиняемого, а у Джима хорошие адвокаты. Поэтому я думаю, что он выкрутится. Кроме того, он пользуется большим влиянием и уважением в городе.

Мужчина сменил тему разговора, и я направился в холл, где нашел Уильямса, стоявшего вместе со своей матерью в кругу нескольких гостей.

Бланш Уильямс приехала на вечер из Гордона, Джорджия, где прожила всю свою жизнь. Женщине было далеко за семьдесят, но она сохранила осанку, высокий рост и стройность. Седые, завитые волосы были идеально уложены. Весь ее вид выражал смущение и застенчивость, руки она сцепила перед собой. Одна из женщин вслух восхищалась вечерним платьем Бланш.

– Большое вам спасибо, – вежливо ответила миссис Уильямс. – Это подарок Джеймса. Когда у него бывают большие вечера, он обязательно следит за тем, чтобы у меня было красивое платье, а когда я приезжаю в Саванну, меня непременно ждут здесь цветы. – Она робко взглянула на сына, словно ища одобрения своим словам.

– Мама всегда красавица бала, – искренне произнес Уильямс.

Миссис Уильямс, выслушав похвалу, осмелела и продолжила.

– Джеймс подарил мне так много украшений, что однажды я сказала ему: «Джеймс, я не знаю, как я смогу носить все эти украшения». И знаете, что он мне ответил? Он сказал: «Мама, я буду устраивать больше вечеров, чтобы ты могла почаще приезжать в Саванну и надевать разные украшения». Джеймс часто возит меня во всякие интересные места. Он пять раз возил меня в Европу и – о! – однажды он позвонил мне и сказал «Мама, через три дня мы летим в Лондон на «Конкорде» а я ответила: «Джеймс, не говори мне таких вещей. Мы никуда не полетим на «Конкорде!» А он говорит: «Мы обязательно полетим, я уже купил билеты», и я подумала: «Боже мой, сколько же они стоят?» Но я тут же поняла, что Джеймс не шутит, перестала суетиться и стала собираться. Через три дня я была готова, и мы в самом деле полетели в Лондон на «Конкорде»!

Миссис Уильямс говорила быстро, словно стесняясь злоупотреблять терпением слушателей. Прямая осанка и жесткий взгляд свидетельствовали о том, что, несмотря на видимое смирение, эта женщина обладает незаурядной волей и решимостью. Через несколько минут Джима отвлекли, и мы с миссис Уильямс остались наедине. Я выразил свое восхищение великолепным празднеством, и миссис Уильямс согласно кивнула.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги