Полночная любовница

Меррин взяла Гаррика за руку и переплела их пальцы. Она почувствовала, как он удивленно вздрогнул и инстинктивно попытался отстраниться, но потом расслабился.

– Но тебе было ради чего, – тихо проговорила она. – У тебя оставалась Сьюзен.

Гаррик посмотрел на нее.

– Она потеряла мать, – пояснил он, – и я забрал у нее отца еще до ее рождения. Что мне оставалось, кроме как защищать ее? – Он до боли сжал пальцы Меррин. – Я не мог взять ее к себе, я жил за границей практически в изгнании. А родные Китти очень хотели ее забрать. – Гаррик поднял руку и коснулся Меррин. – Как ты хотела иметь напоминание о Стивене, – добавил он, – так они хотели иметь напоминание о Китти. Что-то чистое, невинное, незапятнанное. Я отдал им Сьюзен и пообещал, что буду хранить в тайне ее происхождение. Я поклялся никому об этом не рассказывать, чтобы ее защитить. – Он снова коснулся щеки Меррин, и этот жест был полон сожаления. – Тогда я не знал тебя, – хрипло проговорил Гарик. – И не представлял, как сильно тебя полюблю и как отчаянно захочу рассказать тебе правду. Перед свадьбой я написал лорду Скотту с просьбой освободить меня от данной клятвы. Но он… – Гаррик замолчал.

– Он запретил рассказывать, – договорила за него Меррин. Ее голос дрожал. – Я понимаю. Он ненавидит Феннеров, как никто другой.

Она вспомнила, как сама была ослеплена ненавистью к Гаррику, и ничто не могло ее утешить. У родственников Китти причин для ненависти было ничуть не меньше.

Именно тогда Меррин осознала, что молча плачет. Большие слезинки капали на подлокотник кресла. Меррин стерла их пальцами. Гаррик взял ее влажные ладони в свои, его теплое прикосновение так умиротворяло, что Меррин на мгновение к нему прижалась. Но он высвободился и отошел в сторону. Она снова почувствовала в нем глубокое одиночество, то самое, что отгораживало его от других людей. Она вспомнила, как он отверг ее любовь – он считал, что превратился в изгоя после случившегося, что он недостоин любви.

– Я не понимаю, почему ты обвиняешь себя, – осторожно сказала она. Ей хотелось прикоснуться к нему, разбить эту пугающую холодность и смягчить его боль. – Ты старался защитить Китти и ее дочь. Все твои поступки были продиктованы этим.

Гаррик покачал головой. На его лице отразилась безграничная мука, острым ножом вонзившаяся Меррин в сердце.

– Не ищи для меня оправданий, – сказал он и отвернулся, словно не в силах выносить ее взгляд. – Ты все это время была права, – коротко бросил он. – Я ревновал к Стивену. Когда я узнал, что он соблазнил Китти, я воспылал ненавистью к его небрежному высокомерию, к его манере брать то, что он хочет, невзирая на последствия. – Гаррик опять покачал головой. – С того дня я каждый день думаю, что не должен был его убивать. Я мог всадить пулю ему в плечо или выстрелом выбить пистолет… – Он замолк. – Но я этого не сделал. И никогда уже не смогу с уверенностью сказать, что не действовал из мести и ревности.

Меррин медленно поднялась на ноги и подошла к нему, обняла обеими руками. Она почувствовала его сопротивление.

– Ты изводишь себя все это время, – мягко проговорила она. – Но у тебя не было времени подумать, не было времени поступить иначе. Если даже там и присутствовали гнев и ревность, ты все равно не виноват, потому что защищал в тот момент Китти и ее неродившуюся дочку.

Она почувствовала, что Гаррик чуть-чуть расслабился.

– Я поступал так, как велел мне долг, – объяснил он. – Что еще я мог сделать?

– Ты поступал так, как подсказывала тебе честь, – поправила его Меррин. – Что еще мог сделать такой человек, как ты? – Девушка выпустила его из объятий. Она знала, что должна кое-что ему рассказать. – Послушай меня. – Ее голос задрожал, на глазах показались слезы. – Мы все порой ошибаемся. И есть вещи, которые тебе неизвестны.

Гаррик услышал боль в ее голосе и повернулся.

– Я была доверенной подругой Китти и Стивена, – выговорила Меррин.

Наступила тишина. Гаррик сузил глаза и недоверчиво посмотрел на нее.

– Что? Но ты же была ребенком…

– Я носила им сообщения, – пояснила Меррин. – Они не доверяли слугам и потому пользовались моей помощью. Это было легко, – добавила она. – Никому и в голову не приходило меня заподозрить.

Перед глазами у Меррин словно распахнулось окно в прошлое – наружу вырвались воспоминания, которые она столько лет пыталась подавить в себе. Жаркое лето, уже высохшие и пожелтевшие под палящим солнцем поля, ярко-голубое небо, море, сверкающее кобальтовой синью. И Стивен, валяющийся под платанами в саду Феннеров. Он, улыбаясь, зовет ее и поддразнивает: – Меррин, будь умницей, отнеси это письмо леди Фарн… – Он щурится от солнца и улыбается только ей, ей одной. – Никому не рассказывай… Это наш с тобой секрет…