Полночное небо

Фонарик перегорел и потерялся где-то в ангаре, поэтому Августин и Айрис возвращались во тьме, держа курс на громадную тень от купола обсерватории, черневшую под усыпанным звездами небом. Лыжную палку Августин где-то обронил и, лишившись опоры, шел еще медленнее, чем раньше. Ружье он перевесил на другое плечо, жалея, что не оставил его в ангаре. Каждый шаг отдавался резкой болью в суставах. И зачем ему понадобилось брать ружье? Плечо и спина у Августина покрылись синяками там, куда давил тяжелый ствол, а грудь до сих пор болела после отдачи.

Айрис мрачно смотрела перед собой, но не проронила ни слезинки. По дороге она снова затянула свой обычный напев, тихий и заунывный. Августин был только рад – что угодно, лишь бы в голове перестали звучать ее крики. Труп волчицы они забросали снегом и как могли утрамбовали получившийся курган – белый, в розоватых кровавых разводах. Айрис соорудила из варежек что-то вроде скребка и принялась деловито сгребать снег на могилку. Если бы не синие круги под глазами и дрожащий подбородок, она могла бы сойти за обычного ребенка, играющего во дворе. Августин попытался представить, что так оно и есть, но когда они закончили, вместо снеговика перед ними белел могильный холм.

Вернувшись на станцию, Айрис сразу же направилась на третий этаж. Августин сперва отнес ружье в кладовую. Оружие хранилось в неотапливаемом здании, чтобы потом на морозе механизм не пострадал от резкого перепада температур. Когда Августин впервые прибыл на станцию, ему рассказали, что в Арктике ружья надо обрабатывать специальной смазкой, чтобы детали сохраняли подвижность, – но тогда его это совсем не заботило. Коллега, который его просветил, раньше служил морпехом. Столь трепетное отношение к оружию напомнило Августину об отце, поэтому он резко заявил, что пока будет жить на станции, ни за что не притронется к ружьям.

После того, как Августин толчком открыл дверь обсерватории, силы его окончательно покинули. Он рухнул в кресло на первом этаже и стал ждать, когда мышцы снова начнут слушаться. Понадобилась добрая четверть часа, чтобы утихли судороги в ногах. Теплое помещение пока было вне досягаемости – на три лестничных пролета выше. Наконец, Августин, держась за перила, буквально втащил себя наверх. Когда он добрался до отапливаемого этажа, сердце у него колотилось как бешеное. Он сразу зарылся в груду матрасов, сложенных на полу. С трудом, потихоньку, он избавился от ботинок, затем снял парку, шапку и перчатки. Он все думал, почему же не спугнул волчицу. Можно было просто прицелиться выше, дать предупредительный выстрел, и животное удрало бы прочь. Поразмышляв немного, Августин уснул.

* * *

Когда он снова открыл глаза, солнце несмело ощупывало комнату прозрачными лучами. Часы показывали полдень. Августин позволил себе еще полежать, прежде чем проснулся окончательно. Когда он наконец встал и добрел до окна, солнце уже достигло верхней точки своего короткого пути. Айрис сидела далеко на склоне, позади хозяйственных построек, и глядела на горизонт. Вначале Августин рассердился и решил ее отругать, чтобы впредь неповадно было бродить одной, – а потом понял, что не вправе запрещать ей гулять, где вздумается. Она понимала тундру гораздо лучше, чем он. В снегах она чувствовала себя как дома – ему так никогда не удалось бы. Но разве он не должен о ней заботиться? Больше ведь некому. Случись что-то плохое, никто не поможет и не спасет. Ему не с кем посоветоваться, даже в интернет не зайти.

Августин снова ощутил страх и снова отодвинул это чувство подальше – уж слишком непривычным и неприятным соседом оно оказалось. Он посмотрел на свое отражение в оконном стекле: все лицо коробилось, словно смятая страница, которую тщетно пытались разгладить; на нем читались старость и усталость – еще отчетливее, чем раньше.

Августин взял из припасов батончик мюсли и уселся перекусить за любимым столом Айрис. Атлас-определитель, который он дал ей почитать, лежал открытым, страницами вниз, отчего корешок надорвался сразу в нескольких местах. Августин перевернул книгу. С фотографии на него смотрело знакомое белоснежное животное. Он несколько раз перечитал абзац, где говорилось, что у зверя сорок два зуба, стараясь не смотреть на соседний снимок с волчатами. «Полярные волки, как правило, не боятся человека. Они обитают так далеко на севере, что редко встречаются с людьми». Августин захлопнул книгу. Сорок два зуба.

* * *

Айрис по-прежнему сидела на снегу, не шевелясь. Когда солнце сгинуло за горами, Августин отложил старый журнал по астрофизике, на который тщетно пытался отвлечься. Все здешние книги, газеты и журналы давно были прочитаны. Он чувствовал себя странно: как будто только что познакомился с собственным «я». На него обрушилась волна переживаний, которым не подобрать названия. Августин не узнавал это новое в себе и боялся столкнуться с ним лицом к лицу.