Августин невидящим взглядом смотрел на топливный клапан возле правой подножки – и вдруг понял, что именно видит: переключатель застрял между положениями «выкл» и «вкл». Августин на коленях подполз ближе и присмотрелся. Он не ошибся: надписи застыли именно в таком положении. Возможно, Айрис случайно задела рычажок, когда спускалась на землю. Августин передвинул переключатель в положение «вкл» и медленно поднялся на ноги.
– Ну же, пожалуйста, – прошептал он, нажав на кнопку зажигания.
Мотор взревел, и Августина захлестнула волна радости. Трясущимися руками он схватился за руль и сжал рукоятки сильнее, чтобы унять дрожь. Теперь он еще острее чувствовал угрозу, которую таил в себе ландшафт, но гнал снегоход все дальше, оставляя позади милю за милей. Предстоящий путь казался бесконечным в равнодушном свете заходящего солнца.
Когда начало темнеть, путники остановились на ночлег. Августин долго искал большой камень, деревце или хотя бы высокий сугроб, чтобы защитить лагерь от ветра. Ничего не нашлось, и палатку поставили возле снегохода. По форме она напоминала чум – маленький конус посреди бескрайних снегов. На контрасте с ярко-оранжевой тканью сугробы казались голубыми. Забравшись в палатку, Айрис сняла шлем и две шапки из трех, оставив одну – изумрудно-зеленую с помпоном. Лыжную маску она предпочла не снимать даже во время ужина.
Хвороста для костра не было. Путники сидели в палатке, прижавшись друг к другу, а снаружи завывал ветер, туго натягивая оранжевую ткань на алюминиевые шесты. Колышки поскрипывали в неглубоких ямках. Оставалось надеяться, что палатка простоит всю ночь, и что ветер ее не унесет, пока обитатели будут спать. Августин вбил колышки как можно глубже в мерзлый снег – насколько позволял самодельный молоток, в роли которого выступала жестяная банка из-под печеных бобов. Бобы они чуть ранее подогрели на керосиновой плитке.
Стемнело. Айрис тихо напевала себе под нос, вторя завываниям ветра. Разговаривать было не о чем. Августин жевал свой ужин и слушал стенания вьюги. Эти зловещие звуки так сильно его растревожили, что он снова подумал: а не поехать ли обратно? Не совершил ли он ошибку, когда увез девочку из привычных стен обсерватории?
Поужинав, путники выбрались из палатки, чтобы посмотреть на созвездия. Той ночью на небе светилось бессчетное множество звезд, но они лишь скромно оттеняли главное действо. Над головами широкой рекой разлилось северное сияние – танцующие, подернутые рябью потоки света: зеленого, пурпурного, голубого. Завороженно глядя наверх, Августин и Айрис отошли от палатки. Переливающиеся дорожки света манили их, звали вскарабкаться прямо в небо.
Вскоре чудесные огни потускнели и растаяли. Над оранжевым панцирем палатки зависла последняя зеленоватая нить – и прямо на глазах растворилась во тьме.
Той ночью путники спали крепко. Дыхание белесым паром вырывалось из ноздрей. Два тела жались друг к другу, инстинктивно стремясь согреться, а ветер то ли стонал, то ли пел над палаткой.
Утром путники позавтракали бобами, на этот раз с кусочками свинины, а затем убрали палатку. Не оставив в тундре ни следа своего пребывания, они продолжили путь на восток. Начинался новый день – бледный и бесконечный; снегоход словно не продвигался вперед, а бесцельно скользил по конвейерной ленте.
Ближе к вечеру они увидели, как по тундре скачет заяц-беляк. Отталкиваясь сильными, как поршни, ногами, он будто бы стремился ввысь, а не вперед. Ночью путники разбили лагерь, и неподалеку снова появился заяц – возможно, тот же самый. Когда он выскочил, Айрис с хлюпаньем поглощала кукурузу со сливками, предварительно разогретую на керосиновой плитке.
– Зайцы так прыгают, чтобы дальше видеть, – проронила девочка.
Августин целую минуту глядел на нее молча. Айрис говорила настолько редко, что он не сразу находился с ответом. Похоже, она неплохо знает местную природу, подумал он, а потом вспомнил об атласе-определителе, который она зачитала до дыр. Он почувствовал легкий укол совести – сам-то он не потрудился ничего узнать о тех местах, где прожил последние несколько лет. Во всяком случае, не изучал этот вопрос целенаправленно. Девочка, сидевшая напротив, немало прочла про волков, овцебыков, зайцев. А он разбирался лишь в звездах, мерцавших в миллиардах миль от Земли.
Всю свою жизнь он провел в переездах – и ни разу не удосужился хоть что-нибудь узнать о странах, в которых ему доводилось жить. Ни разу не читал о культуре, о животных, о ландшафте. Все это казалось мимолетным и неважным, а его глаза всегда стремились заглянуть как можно дальше. Знания об окружающем мире появлялись у него случайно. В то время, как его коллеги охотно исследовали новые страны, ходили в турпоходы, ездили на экскурсии, Августин только глубже погружался в изучение звезд, стараясь прочесть все книги и статьи, которые попадались под руку, и проводя по семьдесят два часа в неделю в обсерватории. Пытался хотя бы краешком глаза увидеть мир, каким он был тринадцать миллиардов лет назад, едва ли обращая внимание на мир окружающий.