Полночное солнце

– Папа! По-моему, будет лучше, если ты подойдешь!

Можно было не кричать: отец уже стоит прямо передо мной.

– А по-моему, будет лучше, если ты впустишь Чарли, – говорит он, беря меня за руку.

– Откуда ты знаешь, что там Чарли?

– Это я его позвал. Ты же сама мне объясняла: главное, чтобы было с кем разделить свою жизнь.

– Но я не могу с ним видеться! – шепчу я. – Или могу?

– Иди. – Папа открывает дверь и выпихивает меня наружу. – Поболтайте.

Чарли улыбается, будто ему совсем не тяжело и он не испытывает неловкости. Вид у него беззаботный, зато я не знаю, куда деваться. Я словно опять встречаюсь с ним впервые.

– Ты настоящая! А я уже действительно начал думать, что ты мне приснилась.

Мне хочется улыбнуться, но я вовремя себя одергиваю: я вышла не для того, чтобы флиртовать, а для того, чтобы завершить отношения. Позволить Чарли спокойно жить дальше, отпустить его. Это мой ему подарок.

– Извини, что не сказала тебе. Я вела себя непростительно. Я бы очень хотела все исправить, но это невозможно. К сожалению, наши встречи… придется прекратить. – Мои слова звучат сухо и высокопарно. Я делаю глубокий вдох и продолжаю, стараясь говорить естественно: – Мы не должны больше видеться, потому что это… плохая идея. И…

Поднимаю глаза. Чарли покусывает нижнюю губу. Кажется, он готов рассмеяться, а не заплакать, как я боялась. Никогда еще я не чувствовала себя такой тупой. Делаю новую попытку:

– Послушай, любовь не бывает честной. Ну а в нашем случае она вообще основана на сплошной несправедливости, как Книга рекордов Гиннесса. Надо остановиться. Кончено. Дело не в тебе, а во мне. – Говоря это, я морщусь: получается еще более натянуто, чем раньше. – Прощай, – закругляюсь я и протягиваю Чарли руку.

Он смотрит на нее, потом вскидывает глаза, и его лицо озаряется широченной улыбкой:

– Это худшая прощальная речь из всех, какие я только слышал.

То есть как? Я с ним порываю, а он не желает этого признавать? Быть такого не может!

– Что ты имеешь в виду?

Чарли закатывает глаза:

– Даже «D c минусом»[9] не поставишь. Нули от всех судей. Полный провал.

– У меня совсем нет опыта, – защищаюсь я – и вдруг понимаю, к чему этот шуточный разнос: Чарли действительно не хочет со мной расставаться, несмотря на все то, что уже произошло и что неизбежно в ближайшем будущем. – Я серьезно: мы не можем больше встречаться.

– Можем.

Ничего не говоря, я смотрю в его глаза, излучающие тепло, и моя решимость тает. Мне хочется поверить, что продолжение отношений действительно возможно. Но как? Словно услышав вопрос, который я задала мысленно, Чарли пожимает плечами и повторяет:

– Можем. Чего я не могу, так это перестать видеться с тобой. Я попробовал. Получилось паршиво. Значит, «эксперимент придется прекратить». – Последнюю фразу он закавычивает взмахом пальцев и произносит тем официальным тоном, которым пару минут назад говорила я.

Мне больно, хоть я и смеюсь. Если я раню Чарли еще тяжелее, чем уже ранила, это убьет меня раньше моей дурацкой пигментной ксеродермы.

– Чарли…

Он не дает мне возразить:

– Кэти, за прошедшие несколько недель ты изменила мою жизнь и стала очень дорогим мне человеком. Теперь выбирай: или после всего этого ты бросаешь меня и я стою, как пенек на газоне, или мы продолжаем наслаждаться нашим лучшим летом.

Я качаю головой: он с ума сошел. Другой парень прыгал бы от радости и благодарил судьбу за то, что я позволила ему так легко соскочить с крючка. А он стоит тут и уговаривает меня не разрывать отношений, которые обречены.

– Я все разузнал и теперь представляю себе, что такое ПК. – Сейчас голос Чарли звучит совершенно серьезно. – Я понимаю, что происходит. Но нельзя же сдаваться без борьбы. Ты сама мне это внушила.

Наконец сковывавшие меня сомнения разлетаются вдребезги – и я начинаю смеяться и плакать одновременно. Зачем выбирать, если и смех, и слезы соответствуют моему теперешнему состоянию?

– Я не могу просто расслабиться и со стороны наблюдать за тем, как это происходит, – говорит Чарли. – Я хочу быть с тобой. Я так решил.

Утираю мокрое лицо, смотрю ему в глаза, обнимаю его за шею и целую так, как будто от этого поцелуя – настоящего, страстного – зависит моя жизнь. Может, она и правда в каком-то смысле от него зависит. Люди десятилетиями ждут подобного момента. Мне повезло: для меня он уже настал.

Мы целуемся до тех пор, пока не является курьер из китайского ресторана. Я понимаю, что даже в самые тяжелые времена не гаснет лучик надежды. Мой лучик – это Чарли.

Чуть позже, уплетая ло-мейн, я думаю: «Да, мне достался огромный сэндвич с дерьмом. И все-таки в моей жизни много хорошего. Особенно я благодарна ей за Чарли. Тем более теперь, когда я знаю, что мы друг для друга не просто летнее увлечение. Наше чувство будет длиться вечно, и ничто нас не разлучит. Ничто. Даже смерть».