Он запустил пальцы ей в волосы, пока она, дразня, ласкала его член. Когда Дилан подняла голову, огненный взгляд Рио пронзил ее насквозь. Его клыки сейчас казались невероятно огромными, лицо вытянулось, черты заострились. Он принялся гладить Дилан, покрывать поцелуями ее груда, плечи, шею, губы.
— Что ты сделала со мной? — хрипло выдохнул Рио и запрокинул голову, когда она стала медленно опускаться на его член. — О черт, Дилан...
Она почувствовала, как наполняется невероятным жаром. Вначале Дилан не шевелилась, наслаждаясь слиянием их тел, но затем начала неторопливо ритмично двигаться.
Очень быстро она ощутила приближение оргазма. Дилан ускорила ритм и вцепилась в плечи Рио, когда ее накрыла первая волна удовольствия.
Собственнический рык Рио вызвал у нее улыбку. Он обхватил ее руками и опустил на пол, не нарушая сладостного единения. Рио двигался внутри ее мощно и неистово. Дилан крепко держалась за него, с наслаждением ощущая под ладонями его крепкие мышцы. По стенам и потолку метались тени. Свечи ярко вспыхнули, когда Рио, судорожно дернувшись, вскрикнул.
Дилан нежно гладила его по спине и готова была расплакаться от остроты пережитого наслаждения. Полнейшим безумием было влюбляться в вампира.
Но это случилось.
Глава двадцать шестая
Рио вынужден был признать, что переступил грань, из-за которой нет возврата.
Он совершил непоправимую ошибку: мужчина Рода, имеющий хотя бы призрачное представление о чести, никогда не позволял себе использовать Подругу по Крови просто в качестве Донора. Кровь Дилан спасла его от мучительных часов боли и беспамятства, которые сделали бы его уязвимым перед людьми и собратьями.
Но это не оправдание, он не должен был пробовать кровь Дилан, несмотря на то что она сама ему это предложила. Вряд ли она отдавала себе отчет в том, что делает — привязывает его к себе навсегда, — и ради чего? Что ею руководило? Милосердие? Или того хуже — жалость?
Рио неприятно было осознавать, что он оказался настолько слаб, что не смог оттолкнуть ее. Он желал того, что она ему предлагала. И взял. И сейчас было слишком поздно о чем-то сожалеть. То, что он сделал, не исправить. Он знал это. Возможно, Дилан инстинктивно тоже это знала, судя по тому, как она затихла в его объятиях.
Отныне Рио был привязан к ней навечно. Дилан стала его неотъемлемой частью. И пока смерть не разлучит их, он будет чувствовать ее присутствие, ее эмоциональное состояние — всю ее внутреннюю жизнь, — как бы далеко они ни оказались друг от друга.
Рио гладил ее мягкое округлое плечо и не мог поверить, что кровная связь возникла случайно. Он испытывал сильнейшее влечение к этой женщине с первой минуты их знакомства, даже раньше, едва услышал в пещере ее голос.
Заниматься любовью с Дилан было такой же ошибкой, как и пить ее кровь, потому что сейчас он хотел еще — жадно и эгоистично — и только что убедился в том, что не в состоянии контролировать свои желания.
Дилан лежала очень тихо: в ее неровном дыхании и задумчивом молчании чувствовалась тревога, но это не было связано с теми многочисленными ошибками, которые совершил Рио.
Дилан печалилась о другом.
— Насколько тяжело она больна... твоя мама?
Дилан прерывисто вздохнула и покачала головой, ее волосы, щекоча, скользнули по его груди.
— Очень тяжело. Она слабеет с каждым днем. — Голос Дилан дрогнул. — Не знаю, насколько у нее хватит сил. Честно признаться, я не уверена, что она захочет продолжать борьбу.
— Мне очень жаль, — сказал Рио, гладя ее и понимая, что, кроме слов утешения, ничем больше не может ей помочь.
Рио чувствовал ее боль и не хотел, чтобы Дилан страдала. Он был трижды негодяем, потому что дал волю своей слабости в такой тяжелый для нее момент.
— Мы не можем здесь долго оставаться, — сказал Рио, и вопреки желанию его слова прозвучали резко. — Нам пора идти.
Он неловко поменял положение тела, зарычал, когда стало еще неудобнее, и тихо выругался на родном испанском.
— Что с тобой? — спросила Дилан, поворачивая голову и с тревогой глядя на него. — Боль возвращается? Как ты себя чувствуешь?
На языке вертелось что-то злобное и ироничное, по Рио сдержался. Вместо этого погладил ее по щеке:
— Ты всегда в первую очередь заботишься о других и только потом о себе?
Дилан нахмурилась:
— Я не нуждаюсь в заботе. Уже давно.
— Насколько давно, Дилан?
— С детства.
Она едва заметно вскинула голову, и Рио живо представил себе маленькую девочку с веснушками на носу, гордо отказывающуюся принять помощь, несмотря на то что она ей крайне нужна. С тех пор Дилан ничуть не изменилась. Дерзкая, независимая. И такая ранимая — каждую секунду боится, что ей причинят боль.
Ему был хорошо знаком этот страх. В чем-то у них было схожее детство — одинокое. Сам он не выжил бы. Но Дилан во многом оказалась сильнее его. Только сейчас он начал понимать, насколько она сильная.
И насколько одинокая.