Полночные размышления семейного терапевта

У семьи есть свое бессознательное, и, чтобы иметь дело с ним, следует говорить с неприличной прямотой, настолько, насколько вы можете, и начать это делать надо еще до первой встречи с семьей. К сожалению, нас сковывает усвоенный способ общения с пациентами. Нам вдолбили в головы, что единственная существенная вещь — это эмпатия, главное — быть заботливым. Я бы так выразил главный девиз нашей подготовки: «Предложи тому, кто пришел к тебе на прием, свою правую грудь, а если он по ней ударит, спрячь ее и дай левую».

С семьями надо говорить непосредственно из своего бессознательного. Например, я говорю мужчине в середине первого интервью:

— Знаете, вы мне представляетесь нахалом.

Он возмущен:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я сам не знаю, просто пришло в голову.

— Тогда за каким дьяволом это говорить?

— В самом деле, — продолжаю я, — возможно, это не имеет к вам ни малейшего отношения. Может быть, вы похожи на какого-то забытого мной пациента или напоминаете моего дядю, и если это нарушение моего восприятия, вам следует опасаться и не доверять мне. А если нарушение в вас, тоже проблема. Я просто хотел сообщить вам сам факт.

Я действительно просто смиренно сообщил пациенту факт, не утверждая, что понимаю его смысл, а лишь предлагая как загадку.

Изменение семьи предполагает боль

Лучше сразу этого не скрывать.

Мать звонит и говорит:

— Видите ли, наша первая встреча была тяжелой. Мой сын Джо, придя домой, полдня ревел, а маленькая Мэри не могла уснуть из-за дурных снов. Так что я больше их не приведу.

— Что ж, — отвечаю я, — может, это и неплохой вариант — оставить эту затею.

— О, нет, остальные хотят к вам прийти.

— Сожалею, но так я не работаю.

— Вы что же, хотите, чтобы маленькие дети опять переживали все эти травмы?

— Еще и не такие: будет круче. Если вы хотите изменить семью безболезненно, не стоит обращаться ко мне. Даже аппендицит никто не вылечит, не сделав дырку в животе. И если вы не хотите терпеть боль и мучения, бессонницы и тревоги, расслабьтесь. Продолжайте жить как раньше. Может быть, вы справитесь. Все меняется. Я не владею секретом счастья. И стану более жестким и придирчивым. Чем дольше вы будете ко мне ходить, тем я буду жестче.

Я считаю, что не существует такой вещи, как альтруизм. Я говорю семье: «Вы меня не интересуете. Я не особенно забочусь о вас. Я надеюсь, общаясь с вами, что-то получить. Меня волнует мой собственный рост, и если в процессе встречи я меняюсь, значит, она прошла не зря. Так что не представляйте себе, что я добрый и самоотверженный — это неправда».

Я хочу избавить их от мифов, что буду доброй мамашей, не похожей на их мать, или волшебником, исцеляющим болезни одним взмахом волшебной палочки.

Если проблема слишком велика — отвернись от нее

Многие семьи, приходящие на терапию, столь сильны, что терапевт не может выиграть битву за структуру. Тогда семья не видит в терапевте эксперта, не видит той крепости, которая им необходима. Они не могут его принять. Терапевт оказывается перед дилеммой. Понятно, что в ответ можно только смягчить ситуацию и сказать что-нибудь ободряющее, обнадежить или дать совет, который они получили бы от любого соседа. Это мудро с точки зрения социальных приличий, безопасно с точки зрения профессиональной репутации терапевта, но с психотерапевтической точки зрения — неудача.

Есть еще и другой ход, по сути своей «хирургический», требующий не меньшего мастерства от терапевта, чем четырехминутная операция по удалению аппендикса от хирурга. Это тактика, с помощью которой терапевт забирает контроль у членов семьи, отвернувшись от них. Все равно что повернуться спиной к одинокой прекрасной женщине или не поцеловать девушку на свидании, хотя тебе и очень хочется. Это делает их ответственными за следующий ход и похоже на подход к аффективно-голодному ребенку, рекомендуемый Рене Спитцем: надо, осторожно приближаясь к нему спиной, протянуть руку, потом отнять, потом снова протянуть. Восстановить контроль, поделившись ощущением безнадежности и исповедуясь в своем бессилии. Может быть, это самый сильный метод работы. Семье страшно слышать от специалиста, который должен бы им помочь, что тот не видит надежды разрешить эту ситуацию. А с другой стороны, если семья решила продолжать терапию, она осознает, что надо приложить все усилия, чтобы изменить ситуацию. Вы были честны и не закрывали глаза на реальность. Представьте ситуацию, когда к психотерапевту приходят супруги, страдавшие запоями десять лет, и говорят: «Мы бы хотели преодолеть наш алкоголизм». Любой терапевт, принимающий это заявление всерьез, обрекает себя на неудачу.

«Критическая масса» семьи