Полночные размышления семейного терапевта

И наступает индивидуация. Я хочу ходить. Ух ты, он помогает мне. С ним я могу дальше уйти от нее, но он не такой славный, как мама. Правда, сейчас не она сразу подошла ко мне, когда я закричал, а он. В следующий раз буду плакать для него, а она будет виновата. Хоть бы она была не далеко. Ого, может быть тепло и с тем, и с другим. Здорово! А я буду между ними. Или я могу уйти и вернуться, и снова будет тепло. Могу даже спрятаться, как она, да и как он тоже. Мы похожи? Мы принадлежим друг другу, наверное. Здорово, но я еще раз спрячусь. Мы — это мы, а кто эти? Я спрячусь, а потом снова появлюсь. Может, они тоже со мной поиграют.

Диалектика началась, как приливы и отливы: Я и Мы; безопасность и путешествие, и у всего свои радости и свои ужасы, а диалектика неразрешима. Когда существует лишь безопасность — это рабство. А только путешествие — страх и смерть. Такие колебания за-хватывают, но ответа не существует, есть лишь порыв, придающий смелости двигаться вперед, к твоему собственному праву решиться на следующий шаг, на новое открытие и новое дерзновение.

Экзистенциальный прыжок в сейчас

Эта паника диалектики обычно обесцвечивается и сменяется тюрьмой «метажизни», как я ее называю. Существеннейшая проблема психотерапии, а также непреодолимая трудность, против которой каждый из нас ведет бесконечную борьбу, — фрагментированность жизни человека: либо мы напряженно думаем о кошмарах и удачах прошлого, либо озабочены кошмарами и удачами будущего. И мы не живем, а просто с помощью левого полушария мозга без конца думаем о жизни. Метажизнь похожа на метаобщение, заражающее всех психотерапевтов. Мы живем в такой среде, где разговаривают о разговорах, часто ничего не говоря. И если мы не позаботимся о себе, эти процессы (или антипроцессы) заразят всю нашу жизнь и любое общение. Студенты, изучающие психотерапию, часто жалуются: «Получается так, что, придя на свидание, я всегда оказываюсь в конце концов психотерапевтом, а не парнем, и удивляюсь, как же так получилось!»

Еще хуже, когда это взаимно. Если я не могу быть твоим терапевтом, то превращаюсь в твоего пациента; либо я хочу обсудить твои проблемы, либо переворачиваю ситуацию на 180 градусов и говорю: «Скажи мне, в чем же мои проблемы?» Была такая старая шутка: встречаются два психиатра на улице, и один другому говорит: «Ты поживаешь хорошо, а как мои дела?»

Мы загрязняем наш мир. Не только носим в себе эту болезнь, но и распространяем ее. Заражаем этим, к сожалению, наших пациентов. Что еще ужаснее — почти все браки в Америке являются двусторонней псевдотерапией. Он лечит ее от навязчивости, а она его — от алкоголизма. Так первые пять лет (а обычно десять) своего брака они все время пытаются стать более совершенными психотерапевтами и более совершенными пациентами, потом, наконец, достигают терапевтического тупика и обращаются к посторонней помощи. Так что, когда к вам приходят супруги, это не терапия, это супервизорство. Они желают научиться, как стать более совершенными психотерапевтами или более совершенными пациентами, или же и тем, и другим.

Отсюда следует вывод: основная цель любой психотерапии — помочь отбросить прошлое, хорошее оно или плохое, и отбросить хорошее или плохое будущее, чтобы просто быть. Быть — значит развивать свою уникальность, свою способность быть живым, всем тем, кто ты есть, здесь и сейчас. Так обычно человек меняет свой стиль жизни после мощного эмоционального переживания. Это явление похоже на «эмоциональный коррективный опыт» (термин Франца Александера) и на «обращение» (древний религиозный термин); как бы там ни было, это особый феномен, всегда волнующий, когда сталкиваешься с ним.