Полночные размышления семейного терапевта

Любая психотерапия основывается на каких-то предпосылках и убеждениях. Одно из таких убеждений, обычно не высказываемое вслух, можно сформулировать так: во сне все мы шизофреники. Наши сны нерациональны. Они говорят символами, отличными от понятий нашей обыденной жизни. Они совершенно неприемлемы с точки зрения наших культурных стереотипов. Предположение, что с этим тайным миром можно что-то сделать во время психотерапии, отчетливо влияет на поведение и подходы психотерапевта. Преднамеренная попытка поделиться с семьей своим сумасшествием, жизнью своих снов и неприемлемыми внутренними переживаниями, требует близости и добровольного желания стать ранимым. Терапевт должен терпеть свое внутреннее замешательство и одновременно создавать замешательство в семье, что возможно вынести только в случае опоры на крепкую близость.

Я думаю, что у всякой семьи есть своя сумасшедшая тайная основа. Семейные мифы и ритуалы, семейные стрессы похожи на психотическую жизнь снов, к которой ночью причастен каждый из нас. Мы живем на этой тайной основе, точнее наше психотическое «Я» проживает нас. Сознание — лишь тонкая корочка на бессознательном процессе, господствующем над нашей жизнью. И важнейшая часть психотерапевтического процесса состоит именно в этих прекрасных моментах свободы, творчества, терпимости, радости, рождающихся из творческих и неразумных сторон жизни семьи. Взаимодействие терапевта с семьей стимулирует появление новой близости, в которой есть место любви, гневу, здоровому соревнованию и целостным отношениям личности с личностью.

За сорок лет преподавания психотерапии я стал понимать, что любой пациент приходит в первый раз со своим набором тайных, несформулированных, но связывающих его по рукам и ногам убеждений — о терапевте, о терапии и ее опасностях. Постараюсь кратко перечислить эти тайные убеждения.

Пациенты думают: то, что случилось с их другом, родственником, соседом или любимым артистом, может случиться и с ними. Подобные мысли могут быть и позитивными, и негативными. Пациенты мечтают о чудесном мгновении изменения, которое переделает всю их жизнь, или же беспокоятся о неприятностях, которые могут случиться: кто-то в семье заболеет, из-за хитрости злого врача они станут совсем беспомощными, лишь на миг ощутят спокойствие и надежность, а потом потеряют их. Пациенты также боятся, что терапевт будет презирать их потому, что они старались изо всех сил и ничего не смогли с собой сделать. Боятся воплощения своих кошмаров, усиления груза вины, боятся, что их выставят на позор, унизят или подвергнут таинственному гипнозу, который лишит их силы.

Я открыл одну еще более серьезную проблему — терапевты плохо осознают свои скрытые убеждения, которые приносят с собой в психотерапию. Они думают, что пациент приходит к ним открытым и с жадностью принимает терапевта, чем избавляет его от чувства бессилия; они думают, что имеют грандиозное значение для тех, кто просит о помощи; их сбивает с толку фантазия, что пациентам можно передать свои знания и что понимание терапевтом самого себя изменит их жизнь, хотя оно и не смогло изменить жизнь самого терапевта. Еще вреднее идея, что целенаправленное сознательное вербальное взаимодействие с пациентом — суть происходящего и основа для желанного изменения. За этой скрытой мыслью лежат совсем невидимые для психотерапевта убеждения, что достаточное количество знания позволит прийти к цели всегда, что люди силой своей воли могут заставить свою жизнь стать другой, что терапевтам по силам заставить пациента заставить изменить свою жизнь. Плохо и то, что за всеми этими невидимыми гипотезами скрыты векторы переноса, влияющие на терапию больше, чем любой явный фактор.

Когда вы первый раз видите пациента, его скрытый контракт (о котором сам он ничего не знает и, разумеется, не выражает его словами и о котором обычно ничего не знает терапевт) гласит: вы будете хорошей мамой и подтвердите, что его плохая мама виновата во всех его проблемах. Тайно вы принимаете этот перенос и соглашаетесь стать желанной мамашей, дающей безопасность и силу; одновременно независимость от своей семьи и полную принадлежность ей. С точки зрения такого переноса, отчасти возникшего еще до вашей первой встречи, любой шаг терапевта становится предательством. Ваше приглашение привести на вторую встречу супруга, родителя или детей совершенно разрушает созданную проекцию. Пациент обычно просит отложить такие изменения терапевтического процесса до той поры, пока его отношения с терапевтом не установятся окончательно, а за этим стоит параноидная идея, что контракт был нечестным с самого начала и терапевт просто занимается манипуляциями. Даже если пациент соглашается с вами, он ощущает, что его шантажируют, и тогда та же ситуация повторится снова на более глубоком уровне и еще болезненней.