По сигналу светофора истосковавшийся за день по дому частный транспорт стремглав срывался с места, обдавая самых неловких вокруг мокрой грязью и ледяным крошевом.
Я пристроился в крайний ряд, пропустив впереди как прокладку между нами трех-четырех чайников.
Девушка гнала небыстро, достаточно спокойно. Следовать за ней не представляло никакой сложности.
Когда мы притормозили у ее дома, было еще непоздно.
В модерновых светильниках вдоль здания тоже горели огни. Пустырь по другую сторону ограды, где я установил свой постоянный наблюдательный пункт, выглядел в этот час оживленно: помимо меня его облюбовало еще несколько местных жителей, они выгуливали породистых собак - борзых, доберман-пинчеров, кери-блю-терьеров. Вскоре к ним присоединилась девушка со своей лайкой...
Дальше все шло заведенным порядком.
Гуляние с собакой, возвращение в дом. На этот раз окончательное.
Свет вспыхнул во всей квартире. Я включил экран.
Девушка уже раздевалась.
Это всегда было первым, что она делала по возвращению. Одно за другим сбрасывала все, в чем была. И бюстгальтер, и трусики. Хватала халат...
Сегодня, раздевшись, она вдруг вспомнила о еде. Не обедала, что ли? Не набросив халат, вошла в кухню, не сгибая колени, стоя спиной к монитору, нагнулась к холодильнику. Что-то достала...
Помидор, красные перцы?! Затем снова прошлепала в гостиную, включила телевизор. И все это в чем мать родила...
Одинокий девичий ужин с банкой пива "готсберг". С телевизором.
Затем долгон сидение в ванной и такое же долгое занятие косметикой...
И так каждый день: работа, дом. Иногда супермаркет...
Я не помню другого случая, когда бы мне приходилось вести наблюдение за практически полустационарным объектом...
За неделю, пока я наблюдал за ней, девушка лишь однажды изменила себе - по дороге домой заехала на Арбат в церковь Воскресения Словущего. Я пригнал следом. В храм я, естественно, не входил, ждал снаружи..
Прихожане вокруг были все жители Арбата, интеллигентные немолодые люди.
Из церкви девушка появилась одна. Сразу села в машину.
В тот день я на всякий случай - хотя это запрещалось мне - скрытно сфотографировал ее, выходящую из Храма. Это не было трудным. Сто лет назад для этого мне бы пришлось снять котелок - потайные фотокамеры сыщики носили в котелке, который надо было в эту минуту держать в руке. Лишь потом появились фотоаппараты в портсигарах...
В конторе к нашим услугам были миниатюрные аппараты, которым обычно пользуется разведка, - объективы, помещенные то в отверстие верхней пуговицы пальто, то в пряжку брючного ремня, то в зажигалку...
Теперь для съемки я воспользовался новейшим цифровым аппаратом модульной конструкции, который мне предоставил коллега, в прошлом работавший в одной из секретнейших лабораторий спецфотоаппаратуры.
Еще эта поездка запомнилась тем, что у заднего стекла в "пежо" девушки я увидел с десяток книг в знакомых обложках.
"Современный бестселлер"!
Мы читали с ней одни и те же издания!
Оказалось, как и я, она была любительницей детектива.
Как и меня тоже, ее привлекали не только отечественные авторы. Я заметил и своих любимых Френсиса Форсайда и Рекса Стаута. Я едва не забыл о непереведенной у нас на русский "Очереди на убийство" Мариан Бебсон, которую заметил у нее в квартире, устанавливая пецтехнику...
Мариан Бексон девушка читала в подлиннике.
Зимний вечер на пустыре тянулся особенно медленно.
Очередной троллейбус - холодный, наполненный неживым бледным светом - возник из-за поворота, бесшумно покатил в темень, за раскидистое типовое здание впереди - то ли интерната, то ли роддома. Там заканчивался маршрут. У пустыря из троллейбуса никто не вышел. Тут и в погожие дни на остановке не особо толпились. А уж сейчас... К тому же было достаточно поздно.
В начале одинадцатого я оставил девушку на экране массировать шею, вытянув ее по-лебяжьи к самому трюмо. Выбросил в окно очередной окурок, тронул с места "жигуль".
Армянское кафе
До стоянки у армянского кафе было рукой подать. Я поставил машину. Включил сигнализацию. Записывающая и подсматривающая техника была убрана с глаз еще по дороге.
Внутри кафе царил полумрак. У стойки на тумбах сидело человека три. Еще с десяток расположились за столиками. Худой, в круглых очках юноша в углу негромко лабал на пианино что-то национальное - жалостно-тягучее. Кивнув, я прошел к свободному столику у окна.
Официант, уже знакомый - круглолицый, курчавый, с тонкими усиками нарисовался быстро. Он тоже положил на меня глаз - я появлялся уже несколько вечеров подряд, всегда поздно и садился на одно и то же место у окна.
- Добрый вечер... Полюбилась наша толма?
- Пожалуй. А что еще у вас сегодня?
- Ишхан-хоровац. Форель на вертеле... Ее потрошат с головы, не разрезая брюшка, и потом вертят...
- А гарнир?
- Обычный. Если хотите, есть еще базилика. Если вы любите... В Москве ее мало знают...
Официант этот был не прост. Да и посетители вокруг тоже. Как профессионал-розыскник я это хорошо чувствовал.