Полночный поцелуй

Едва Эрик прикоснулся ко мне, в голове вспыхнули неприличные картинки, и ни одна из них не имела отношения к разговорам. Меня просто поражала моя тяга к Эрику, она отметала любые тревоги, которые просто парализовали бы меня до того, как мы с ним встретились. Я сделала глубокий вдох, чтобы прочистить мозги, но это не помогло, пришлось отойти от Эрика на несколько шагов.

— Позади дома есть небольшой садик. Нужно пройти через кухню, — сказала я. — Там можно поговорить.

Эрик кивнул и пошел за мной. Огибая суетливых официантов в кухне, мы открыли заднюю дверь. Около фонтана стояла небольшая каменная скамья. Мы сели, и Эрик повернулся ко мне лицом.

— Ну, и что ты хотела обсудить? Я в твоем полном распоряжении.

Я глубоко вздохнула, жалея, что не взяла с собой еще бокал шампанского.

— Я была там вчера ночью вместе со Стивом. В «Доме Ашеров». И записала церемонию.

— Какую церемонию?

В груди запылал гнев. Зачем прикидываться дурачком, если ты уже пообещал ответить на все мои вопросы?

— Я знаю, что это был ты, я видела кольцо! — Я схватила его за левую руку и поднесла ее к лицу. На мизинце ничего не было.

Рука упала на мои колени.

— О Господи, — прошептала я. — Я уже не понимаю, что реально, а что нет.

Эрик хотел мне что-то ответить, но ему помешали голоса. Кто-то ссорился на подъездной дорожке, и один голос принадлежал Кимберли.

Со своего места я видела подъездную дорожку и Кимберли, прислонившуюся спиной к капоту своей машины. Она стояла лицом к мужчине с широкими плечами футболиста. Даже булькающие звуки фонтана не заглушали их повышенных голосов.

Кимберли смеялась с горечью в голосе.

— О, брось. Не нужно пытаться умаслить меня этим твоим «бедняжечка моя». Тебе это просто не идет. И вообще, я ничего особенного не прошу, хотя могла бы, ты и сам знаешь. Денег, например. Но деньги мне не нужны, только небольшая помощь. Так что сделай это для меня, и я обо всем забуду.

— Я не могу, Кимберли, это не в моей власти! — Мужчина говорил с сильным южным акцентом. Думаю, я точно знала, кто это такой, если, конечно, на прием не пригласили целую кучу южан. Я поднялась и неслышно стала подбираться к ним, прячась за деревьями и папоротниками.

— Ну-ну, не надо прибедняться, я-то знаю, что ты умеешь быть очень убедительным. — Теперь голос Кимберли звучал обольщающе. — И сделай поскорее. Понедельник меня вполне устроит. А теперь мне нужно возвращаться на прием, родители, наверное, меня уже потеряли.

Не дожидаясь ответа, Кимберли повернулась и пошла прочь. Я затаила дыхание и пригнулась под большим папоротником. Она прошла мимо, не заметив меня. Я посмотрела в сторону Эрика, но скамья была скрыта тенью. Мужчина зажег сигарету, пошел по дорожке, открылись и закрылись ворота.

Я вернулась обратно и села рядом с Эриком. Тот смотрел на землю, словно глубоко погрузился в свои мысли.

— Эрик? — Я легко прикоснулась к его рукаву.

— И что все это значит?

— Это мой новый клиент, Барри Уорнер. Кимберли его о чем-то просила, а о чем не знаю. Но наверное, скоро узнаю. Она упоминала понедельник.

— Надо полагать, Барри Уорнер работает на «Тангенто»?

— Да, — ответила я, — но откуда тебе об этом известно?

По его лицу невозможно было ничего понять.

— По работе я встречаюсь со множеством людей. Наши пути могли пересечься. Ты готова идти?

— Куда?

Он наклонился и прикоснулся к моей щеке.

— Хочу посмотреть, где ты живешь, — шепнул он мне в ухо.

Его запах проник мне в мозг и обрушил там лавину эндорфинов. Лишь много позже я сообразила, что он не ответил ни на один мой вопрос.

Каждый сентябрь или октябрь в Сан-Франциско бывает несколько ночей, когда нет тумана, и сырой озноб не проникает ни в тело, ни в душу. Воздух остается теплым, везде разливается аромат цветов, и люди чуть не до полуночи могут гулять в безрукавной одежде. А еще бывают ночи, когда вспыхивает раздражительность, в ход идут пистолеты, и полицейские сирены слышны до самого рассвета. Жаркие ночи доводят людей до безумия. Может быть, это меня оправдывает.

С вершины холма на Пасифик-Хайтс мы видели огни города, сияющие, как на новогодней елке. Почти полная луна создавала жутковатое ощущение дневного света, озарявшего особняки вокруг нас во всей их красе. Эрик сдерживал свою природную порывистость, чтобы идти в ногу со мной. Пока мы шли, он снял смокинг, ослабил галстук и закатал рукава. От одного вида его жилистых предплечий меня охватил восторг.

Ту Энджи, которой я была всю свою жизнь — серьезную, ответственную, осторожную Энджи, — скатали, как ковер, и запихнули на чердак моего сознания. Я слышала, как она что-то бормочет, но беспомощно и издалека. Она твердила, что очень неумно игнорировать признаки опасности и оставаться наедине с этим мужчиной. Она говорила, что тут одно из двух: он или заурядный злодей, безумец, хотя и человек, или же он что-то другое, что-то большее, такое зло, которое она и представить себе не может.