Полночный поцелуй

Барри приподнялся на локтях и перекатился на бок, прикрывая голову руками. Я направила пистолет прямо на его ошеломленное, перепуганное лицо и неуклюже встала. Перед глазами по-прежнему все двоилось, и мне приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы целиться в более материального из двух Барри, не давая сбить себя с толку призраку, маячившему рядом.

— Подними кинжал, — приказала я. — И не вздумай делать глупости.

Я видела, как Барри старается овладеть собой. Лицо его превратилось в улыбающуюся маску.

— Давай не будем играть в игрушки, милашка. Ты не выстрелишь в меня, и, уж конечно…

Выстрел едва не впечатал меня в стенку. Я с трудом удержала пистолет в руках, а когда взглянула на Барри, обнаружила, что он скрючился, как мокрица, и держится за левую ногу. Из-под пальцев струилась кровь, пачкая брюки цвета хаки.

— А-а-а, сука, ты меня подстрелила!

— Точно. А теперь делай, что сказано, или в следующий раз я прицелюсь чуть повыше. Вставай.

— Мать твою, я не могу встать! Ты прострелила мне чертову ногу!

— Ладно. Тогда ползи в соседнюю комнату.

— Что?

— Ты меня слышал. Ползи! — Я пнула его в раненую ногу.

— А-а-а! Хватит! Хорошо, поползу! — Он подтянулся, встал на четвереньки, по мере сил придерживая простреленную ногу, и медленно пополз по коридору, в соседнюю комнату-склад.

— Ты, твою мать, еще пожалеешь об этом, Энджи!

Когда он перевалился через порог, я придала ему ускорение, пнув в задницу, и сказала:

— Уже жалею. Жалею, что оставляю тебя в живых.

Он перекатился на спину и схватился за раненую ногу. Слезы градом катились по его потному багровому лицу.

— Чуть не забыла, — добавила я. — Отдай мне ключи.

На этот раз он не стал спорить, просто сунул руку в карман, вытащил ключи и метнул их ко мне по полу. Я ногой выкинула их в коридор, вышла и с трудом закрыла дверь, все еще сжимая связанными руками пистолет. Чтобы запереть замок, мне пришлось положить оружие на пол, но я сделала это как можно быстрее, прислушиваясь к стонам и крикам Барри внутри.

Вернувшись в комнату с Эриком, я торопливо подбежала к саркофагу. Он лежал, как и раньше, молчаливый и неподвижный, как сам гроб, но сердце его билось, и я поняла, что он жив. Рана на груди больше не дымилась. Она не кровоточила, как человеческие раны, но и не затягивалась. Мне больше ничего не оставалось делать, только ждать ночи, когда Эрик проснется. Надеюсь, ему хватит сил, чтобы разобраться с Барри. А я должна освободить руки. Отыскав на полу кинжал, я села, поставила его у себя между ног и пробормотала:

— Главное, не распори себе запястья, лихая девчонка.

И начала двигать веревками по острому, как бритва, клинку, с радостью отметив, что холодный металл меня не обжигает. Хватило всего два-три раза поднять и опустить руки, и веревки лопнули.

Порывшись среди потрясающего содержимого комнаты, я отыскала восхитительный шелковый гобелен не меньше десяти футов длиной, с изображением средневековой девушки в заостренной шляпе, лежавшей рядом со львом на лугу, заросшем зеленой травой. Цвета все еще оставались яркими. Стараясь не думать о том, насколько этот гобелен древний и сколько он может стоить, я закуталась в него, как в шаль, и села на полу изножья саркофага. Пистолет я держала в руке, на случай если Барри как-то сумеет выбраться из комнаты, где я его заперла.

Было очень трудно бодрствовать, но я себя заставляла. Видимо, перед глазами у меня двоилось из-за сотрясения мозга, а я где-то читала, что если при контузии уснуть, можешь никогда не проснуться. Поэтому, чувствуя, что начинаю клевать носом, я вставала и ходила по комнате, восхищаясь произведениями искусства и проверяя, как там Эрик. Я не имела возможности узнать, сколько прошло времени, но каждая минута тянулась, как час. Время от времени из соседней комнаты раздавались глухие удары, и тогда я бежала туда, целясь в дверь, но там снова затихало.

Наконец из саркофага послышался шорох, и прежде чем я успела встать, что-то мелькнуло и взлетело в воздух. Но это был не Эрик, а дикое существо с пылающими глазами и сверкающими клыками. Он прыгнул на меня, стиснув мои руки, как тисками. Он проснулся, чувствуя боль и угрозу, и стремился уничтожить источник опасности. Он наклонил голову, готовясь вонзить клыки в мою шею.

— Эрик, это я!

Я еще кричала, когда он обнял меня.

— Анджела, пожалуйста, прости. Слава Создателю, я тебя не убил!

— Да уж, слава Создателю.

Эрик выпрямился, прекрасный в своей наготе, посмотрел на рану в груди, на кинжал, валявшийся на полу. На лице его отражались замешательство и боль.

— Что тут произошло? — спросил он.

— О, Эрик, ты же не думаешь, что это сделала я?

Он покачал головой:

— Конечно, нет. Где он? Ты его убила?

— Нет, заперла в соседней комнате. Впрочем, ногу я ему прострелила.

Услышав это, он улыбнулся:

— Ты ранена, Анджела? У тебя странные глаза.

— Ага, только ты и сам выглядишь странно. Вы оба.

— Ты ударилась головой?

Я легонько кивнула — к этому времени я уже поняла, что если держать голову прямо, она не так болит.

— У тебя есть ключ? Нужно пойти одеться.

— А как же Барри?