Полночный путь

— Если провалитесь, хватайтесь за жерди… А ты, Ярец, путь прокладывай ближе к правому берегу; там глубина небольшая, и промоин с полыньями не бывает…

Ярец мотнул головой, поерзал на облучке, разобрал вожжи. На лед съезжали осторожно, шажком, кони прядали ушами, но шли, не артачились. Звяга, только выехал на лед, весело крикнул:

— Кони идут на лед, не артачатся, значит — крепок!..

— Погоди радоваться… — урезонил его Шарап. Он чутко прислушивался, низко склонившись, но предательского потрескивания слышно не было.

Реку перевалили благополучно, и, зная, что под берегом воды едва по пояс, Шарап крикнул:

— Ярец, давай рысью!..

Дело сразу пошло веселее; кони взбодрились, снегу на льду было не слишком много, так что подковы изредка выбивали и ледяную крошку. Подковы были новые, шипы еще не стерлись, так что кони не скользили. Поглядывая на мелькающие ивы, Шарап взбодрился; теперь уж погоня не настигнет, даже если она и пыхтит где-то за спиной.

Еще не начало смеркаться, как показался убогий постоялый двор. Уставшие кони шагом втащили сани на откос. Въехали в ворота — на крыльцо уже выскочил хозяин, засуетился. Шарап слез с саней, подошел к крыльцу, сказал:

— Готовь еду на всю ораву, а мы пока коней распряжем. Да, еще; с нами бабы, да малые — им в горнице постелишь, а мы уж — на вольном воздухе… Да скажи работникам, чтоб выволокли три мешка овса…

Пока распрягали, да накрывали спины коней попонами, два работника вытащили из амбара мешки с овсом. Надеть на морды четырем десяткам лошадей торбы с овсом, дело долгое. Однако с помощью подмастерьев и старших детей справились довольно быстро, и пошли в горницу. В просторной горнице было тесно от многочисленных постояльцев. Младшие, уже раздетые чинно сидели по лавкам, осоловело моргали сонными глазами. Женщины помогали стряпухе готовить обильный ужин. Шарап скинул полушубок на лавку у двери, прошел к столу, сел на лавку, рядом примостились Звяга с Батутой. Из угла к ним пробрался небогато одетый мужичок, осторожно присел на лавку, спросил, настороженно переводя с одного на другого хитрый, лисий взгляд:

— Откуда и куда путь держите?..

— А тебе какое дело? — неприветливо осведомился Шарап.

Мужичок сразу как бы увял, и уже привстал, уходить, но Батута примирительно выговорил:

— Беженцы мы… Я — кузнец, а это — купцы…

— А-а-а… — протянул мужичонка. — То-то я смотрю, лошадей у вас много…

— Глазастый ты… — добродушно протянул Звяга. — Видать, много тебе двух глаз…

Мужичок испуганно забормотал:

— Да я — ничего… Так только — любопытно стало…

Батута спросил:

— Ну, а ты кто?

— Купец я… — торопливо ответил мужичонка.

— Уж не на Киев ли идешь? — недобро усмехаясь, спросил Шарап.

— Какой Киев?! — взвыл мужичонка. — Нет больше Киева! Разорили подчистую… В Смоленск теперь за товаром придется ходить…

Шарап спокойно выговорил:

— Ну вот, теперь с тобой все ясно стало… Мы как раз беженцы из Киева. Дома наши спалили, вот только добро мы уберегли по захоронкам, теперь в Чернигов идем, на жительство. Как, вашему князю не лишними покажутся; кузнец, знатный оружейник, да два купца именитых? — зачем соврал, Шарап и сам не знал, но чем-то его отталкивал этот купчик с лисьим взглядом.

Тем временем на столы начали подавать яства. Сидящий рядом Ярец яростно засопел, шумно сглотнул слюну. Звяга весело спросил:

— Ярец, а ты б целого барана мог съесть?

Ярец, не отрывая взгляда от огромной миски с мясной кашей, пробормотал:

— Да запросто… — миса еще не утвердилась на столе, а он уже вонзил в дымящуюся горку ложку.

Но тут со двора послышался топот многочисленных коней, звон сбруй, веселые голоса. Шарап как бы невзначай огладил ладонью рукоять меча, и уставился на дверь. Но вновь прибывшие входить не спешили, судя по звукам, доносящимся из-за двери, они спокойно расседлывали коней. Шарап поманил случившегося поблизости хозяина постоялого двора, тот с готовностью подбежал. Ухватив за полу меховой безрукавки, Шарап заставил его склониться пониже, спросил зловеще:

— Ты почему не сказал, что дружинников ждешь?

— Каких дружинников?! — взвыл благим матом хозяин. — То мои постояльцы, второй месяц живут. Нынче на охоту ездили. Платить-то за постой им нечем…

Тем временем распахнулась дверь, вошедший громогласно рявкнул:

— Хозяин!.. — и осекся, обводя настороженным взглядом горницу. Приглядевшись, нерешительно выговорил: — Шарап, ты ли это?..

Шарапу почудилось что-то знакомое в лице под низко надвинутой на лоб шапкой. Он нерешительно протянул:

— Неужто Гвоздило?..

— Я самый! — взревел сотник, кидаясь вперед.