Полночный тигр

Он никогда больше ее не увидит. Кунал подавил в себе эту мысль вместе со всеми тихими, радостными мгновениями, подаренными Эшей за прошедшие луны. Теми, когда она позволяла узнавать ее, видеть, пробовать на вкус.

Он отбросил воспоминания с силой, которую дали годы тренировок в Крепости.

Кунал сосредоточился на одном-единственном образе.

Дом.

Его прежняя жизнь. Что же ему нужно?

Следующие секунды определят его будущее.

* * *

Она увидела, как Кунал открывает рот, но торопливо перебила:

– Не говори им, что знаешь Гадюку, когда вернешься. Забудь мое лицо. – Эша прикусила губу и тяжело сглотнула, ожесточая разум. – Они используют это против тебя, – пояснила она. – Я тебя отпускаю не для того, чтобы увидеть мертвым. Скажи, будто бы тебя обманули, и несмотря на то, что ты меня нашел, кто-то сбил тебя с толку. Лишись гордости, но не потеряй жизнь – или желанное будущее.

Его губы сжались в тонкую линию.

– Почему? – спросил он, и в одном слове заключалась бездна смысла.

Она уставилась на него в ответ, гадая, выразил ли взгляд все, что она пыталась скрыть на словах.

«Не уходи, не покидай меня. Останься. Со мной».

Она не могла высказать этого, как и многого другого, вертевшегося на кончике языка. Того, что ей не все равно, что он вернул свет ее прошлому, что по какой-то причине его присутствие заставило ее сердце биться чаще и вызвало искреннюю улыбку на ее лице.

Эша не желала держать его в плену жизни, которой он сам не хотел, с людьми, которые могли никогда ему не поверить. Она велела ему уйти две недели назад, а теперь подталкивала к побегу.

Либо жизнь, о которой он мечтал, полная занятий, приносящих радость, и свободная от махинаций других. Либо жизнь мятежника – и он получит Эшу, но все прочее, все привычное пропадет. А если кто-то узнает тайну его происхождения, Кунал также пропадет.

Она не была уверена, что стоит такой цены.

– Ты единственный лучик добра в этом мире, дающий мне надежду. Я верю в тебя. Я верю, что ты заслуживаешь простой жизни, о которой мечтаешь, лимонный мальчик, – сказала она вместо этого.

Эша вроде бы заметила вспышку, проблеск сожаления – или чего-то похожего – на бесстрастном лице Кунала. Но если она и была там, то ушла так же быстро.

– Иди вдоль опушки баньяновой рощи на восток от предгорий. Так ты не нарвешься на патрули мятежников и вскоре окажешься в Джансе, – посоветовала она.

Он кивнул и пошел в буйные заросли, к востоку. В последний миг он обернулся и подарил ей долгий взгляд.

А затем его поглотил лес.

* * *

Воодушевление от освобождения, от возможности самому выбирать путь впервые за несколько недель омыло Кунала, как только он ушел прочь от нее, оставляя Гадюку, призрак дяди и планы мятежников позади.

Он продирался сквозь листья и ветви, осторожно ведя лошадь по каменистому подлеску. Кунал глубоко вдохнул, потом еще и еще, пока вместе с кобылой шел все дальше.

Счастье не продлилось долго, а медленно истлевало, превращаясь в пепел – Кунал наконец-то осознал, что выбрал. С каждым вдохом правда мало-помалу проникала в разум.

Солдаты, которые убили его семью, украли его увлечения и превратили его в оружие. Которые бросили его умирать в руках Гадюки. Бросили Ракеша гнить в темнице мятежников.

Крепость, которая пропиталась кровью своей королевы, чье сердце вырвали, в чей дом пришли мужчины с мечами, поступающие бесчестно во имя воинского долга.

Что же долг дал ему?

Все, чего он когда-либо желал, – найти человека, который бы принял его и поддержал таким, как он есть. Он нашел – и ушел прочь, и все ради легкого будущего, которое может никогда не наступить.

Даже если она не… желает его, он все равно не в состоянии вернуться в Крепость.

Не теперь, когда он увидел, на что это похоже в Дхарке: истинное братство мятежников, энергия этих людей. Они дрались не только за себя, но и за братьев и сестер в Дхарке.

Истинное благородство.

И впервые Кунал ощутил каждую грань своих эмоций – смущение от незнания, что же делать далее, эйфорию от освобождения, отчаяние от понимания, что он оставляет позади, – и не услышал дядиного голоса. Он не попытался контролировать чувства, заглушить их, спрятать.

Он испытывал нечто первозданное, обнаженное – но также могущественное. Это и был настоящий контроль.

И теперь он знал, что делать.

Кунал привязал кобылу к дереву и повернул назад. Он отчаянно продирался через джунгли, стараясь идти по собственным следам, чтобы найти ее. На бегу он прижал руку к боку, точно сдерживая надежду, выпрыгивавшую из сердца, – надежду на то, что Эша еще не ушла.

По мере приближения к месту, где он оставил ее, надежда превратилась в жгучую боль. Кунал осознал: все самое желанное находилось прямо перед глазами – а он это упустил.

Все оттого, что испугался.

Кунал знал, каким был каждый день в Крепости и каков был его солдатский долг, и все же это не помешало его жизни пойти по другому пути. В жизни нет гарантий, даже в безопасности.

Но ему был дан шанс на счастье – если бы только он смог видеть за пеленой страха и схватить его.