Полночный тигр

Кунал приготовился выслушать продолжение, но лавочник вдруг остановился примерно в футе от него. И прежде, чем ему удалось распознать мелькнувшее на лице невысокого мужчины выражение, тот униженно распластался на сухом песке – верхушка хитро свитого бежевого тюрбана почти коснулась ног Кунала.

Кунал в изумлении поглядел на мужчину и мгновенно наклонился, чтобы поднять его на ноги. Винить за разгром следовало только собственную рассеянность.

Вместо того чтобы поднять лавочника с песка, Кунал упал на колени рядом и взял за плечо. Тот что-то мямлил о ненадежной ткани и о том, как приказал помощнику подвязать все отрезы.

Все это походило на извинения. Только вот Кунал не мог понять – за что.

– Хозяин, я смиренно прошу прощения. Я не хотел красть и, если принес ущерб вашему прилавку, желал бы его возместить.

Кунал убрал руку с плеча мужчины, оцепеневшего от прикосновения, и потянулся к своему кошельку. Лавочник ударил его по руке, а потом снова в ужасе оглядел – глаза стали круглыми, словно тарелки из нержавеющей стали, которыми он торговал.

– Мне так жаль, – поклонился лавочник, торопливо произнося слова. – Я не видел… не признал… этот тюрбан… – Он сделал паузу. – Эменда, господин. Нет. Я не могу принять их, – и он заломил руки.

Кунал поднялся на ноги. Он знал, что только к генералу Хотха обращались «эменда». Это почтительное наименование вошло в моду лишь после захвата королем трона – до того Джанса была равноправным обществом.

Кунал потянулся к мужчине, качая головой, но тот почти отпрыгнул.

– Тогда позвольте мне что-то купить, – предложил Кунал.

Мужчина выглядел так, будто вот-вот снова запротестует, и Кунал заметил косые взгляды в сторону его кирасы и золотых наручей.

Кусочки головоломки сошлись в голове. Он – солдат из Красной крепости, что очевидно благодаря бронзовым доспехам. Обычная пехота носила кожаные.

Куналу было легко забыть о репутации солдат Крепости, так как большую часть времени он проводил, скрываясь в ее стенах либо воюя за их пределами. Он вспомнил, как Эша отпрянула прочь в первый миг знакомства. Было ли это сделано напоказ?

Осознав это, он нахмурился, но попытался принять более непринужденную и приветливую позу. Внутри кольнуло сожаление, что солдат встречают именно так.

– Я настаиваю. Путь был долгим, и я до смерти устал от пайка.

Кунал улыбнулся. Лавочник, немного успокоившись, пригласил пройти за ним в заднюю часть палатки. С бурчащим на всю палатку животом Кунал выбрал еду, подходящую для путешествия, – сушеные манго, мягкие лепешки и жареные пирожки с зеленым горошком. Свежих продуктов было на удивление мало. То, что лежало на застеленных льняной тканью столиках, было сухим, вялым и сломанным. Тонкие побеги сахарного тростника, чахлые баклажаны и окра.

Соседние торговцы уставились на происходящее во все глаза и окружили палатку. Кунал предположил, что их внимание привлек солдат, готовый платить, но в сверкании их взглядов было что-то лихорадочное.

Все они выглядели тощими, до крайности тощими, и вблизи Кунал заметил потрескавшуюся кожу на руках и отчаяние, с которым они тянули руки к проезжим, предлагая свои товары.

Он заколебался, но заговорил прежде, чем осознал это.

– Хозяин, а через ваш город проезжало много солдат?

– Нет, нет, – ответил лавочник, тряся головой. Кунал не отводил глаз, и тот запнулся, хотя и не отступил.

У него явно что-то было на уме, и Кунал ощутил прилив любопытства.

– Хозяин, можете говорить свободно. – Кунал смягчил голос и повертел инжир в пальцах. – Мне просто интересно. В последнее время я не слишком-то много ездил.

Невысокий мужчина, годившийся ему в деды, внимательно осмотрел Кунала. Тот выпрямился, желая выглядеть достойно в глазах собеседника.

– Да, тут много солдат побывало. Но им у нас больше не рады. – Лавочник придвинулся ближе. – Последний отряд украл нашу драгоценную воду, а она стала редкостью с тех пор, как Бхагья пересохла. Это знак немилости Матери-земли. Нельзя им было рушить узы «джанма».

Стало ясно – мужчина собирался продолжать, но остановился.

Хотя кончики его кудрявых усов дрожали, он выдержал взгляд Кунала, и тому захотелось отвернуться.

Генерал говорил солдатам: засуха – это временная трудность, сбой. И не существовало причин оспаривать утверждение – Крепость брала еду у торговцев, а не с полей, и торговцы всегда имели возможность удовлетворить все нужды солдат.

Им присвоили такую привилегию в отличие от прочих городов.

Он не понимал, что узы были до такой степени нарушены – даже не задавал вопросов.

– Узы «джанма» – вещь непокорная, творение богов, чистая правда. Но даже мой внук знает, что для ритуала нужна кровь женщины из Самьядов и мужчины из Химьядов. Как же король… – Лавочник быстро умолк, поняв, что его речи граничат с изменой. Он слегка пошел на попятную.

Однако Кунал не разозлился из-за его слов – только расстроился и задумался над тем, знает ли король о происходящем. Мысль была отрезвляющая, из тех, что никогда раньше не приходили ему в голову.

– Мы защитим оставшиеся водоемы. Уджрал не запугать.

Защитят водоемы.