Полночный вальс

Пришло время подумать и о собственном туалете. Амалия, которая не придавала этому особого значения, собиралась надеть что-нибудь из того, что подвернется под руку. Лали, относившаяся к своим обязанностям серьезно и творчески, выложила для примерки одно из платьев, купленных Жюльеном в дни медового месяца в Новом Орлеане. Амалия прикинула его перед зеркалом и поняла, что лучше не придумаешь: синий шелк мягко обволакивал фигуру; талия мысиком сужалась в одну точку; широкая за счет драпировок юбка была отделана строченой оборкой, что придавало осанке царственность; но главным украшением туалета оставался кружевной воротник с продернутой сквозь него синей муаровой лентой, который освежал букетик темно-красных болотных розочек — придумка Лали. Точно такой же букетик она вплела Амалии сзади в волосы, гладко забранные со лба и уложенные тяжелым узлом в форме восьмерки на затылке.

Когда Амалия была причесана и одета, Лали с гордостью оглядела свою работу. Амалия понимала состояние девушки, которой приходилось соперничать с опытными камеристками мадам Калло, следившими за веяниями капризной моды. Она похвалила ее и поблагодарила за помощь.

Марта и ее помощницы на кухне также удостоились благодарности хозяйки. Ужин, предложенный гостям с соседних плантаций и из Сан-Мартинвиля, был выше всяких похвал. Выбор огромный: два вида супа, две смены рыбы, три смены мяса, несметное количество овощных закусок, салатов, солений и маринадов, разные сорта хлеба. Гвоздем программы и украшением меню стала запеченная особым способом индейка с начинкой из мяса шести разных птиц — блюдо времен Древнего Рима. Готовилось оно так: семь тушек разных птиц слегка обжаривали и очищали от костей; затем голубь становился начинкой перепела, перепел вместе с голубем начинкой гвинейской курицы, курица — утки, утка — петуха, петух — гуся, гусь — индейки. Разнообразные специи придавали блюду изысканный аромат. Приготовленная таким способом индейка подавалась к столу нарезанной тонкими косыми ломтиками. Сервированные столы ломились от пирогов, пирожков, пирожных, печений, пудингов, запеканок, свежей черешни со взбитыми сливками и многого другого. Гости единодушно решили десерт отпробовать позже, ибо после обильного ужина требовался некоторый отдых.

Маленький оркестр из двух скрипок и банджо, составленный из музыкантов плантации, играл танцевальные мелодии. Для исполнения более сложных произведений к ним присоединялась Амалия, садившаяся за фортепьяно. После ужина холл превратился в большой танцевальный зал, для чего раздвинули по углам мебель и открыли огромные окна и двери на галерею и в лоджию. Начались танцы: рил16 сменялся входившим в моду свингом17.

— Мадам, окажите честь! — галантно склонил голову Жюльен.

Он протянул руку и, не дожидаясь ответа, вывел даму из-за фортепьяно и закружил в туре вальса. Движения мужа отличали пластичность и элегантность: каждый жест, каждый поворот выверены, а чувство ритма — безупречно. Он вел даму легко, но уверенно, переходя временами на короткий шаг, чтобы ей было удобно. Жюльен не просто чувствовал музыку, он сливался с ней, увлекая за собой даму, которой передавались его темперамент, его настроение, его мастерство. Амалия улыбнулась мужу, и на душе стало легко, усталости как не бывало. Танцуя с Жюльеном, она наблюдала за выражением его лица, пытаясь понять, сердится ли он еще за тот утренний визит, но ничего не обнаружила, и только в его глазах притаилась невысказанная боль.

Они танцевали снова и снова. Между прочим Амалия отметила, что Роберт уже в третий раз танцевал с Луизой, которая довольно бесцеремонно сжимала его пальцы своей цепкой ручкой. Она выглядела не в меру оживленной. Ее смех разносился по холлу, а движения были столь раскованны, что кринолин раскачивался и взлетал, открывая лодыжки над шелковыми бальными туфельками с маленькими, как бы срезанными каблучками. На удивленно-вопросительный взгляд Амалии, брошенный в его сторону, Роберт состроил уморительную гримасу и пожал плечами. Судя по всему его взгляды достигли цели, и бедная Луиза впала в любовный транс. Однако мадам Калло это не беспокоило, поощрительная улыбка не сходила с ее крупного белого лица.

С последними тактами музыки Роберт вернул раскрасневшуюся Луизу родителям и потерял к ней всякий интерес. Он решительно подошел к Амалии и Жюльену, стоявшим у открытого окна, и, склонив голову в полупоклоне, обратился:

— Прошу прощения, кузен, но не мог ли бы ты одолжить на время свою жену?

Амалия почувствовала, как напрягся Жюльен: на его лице появилась настороженность. Бросив взгляд на мужа, потом на Роберта и поняв, что необходимо разрядить обстановку, она насмешливо спросила:

— Неужели и вам нужна защита?

— Больше для того, чтобы кто-то спугнул гончую с моего следа, — улыбнулся Роберт. — Я чувствую себя зверем, которого загоняют в капкан.

— Гончая, видимо, женского пола? — спросил Жюльен, успокаиваясь.

— В самую точку!

— Вы могли бы приостановиться, чтобы обнять свою преследовательницу, — заметила Амалия, поигрывая веером.