Полное собрание рассказов. 1957-1973

— Правило основное и первое — никаких увлечений! Это только все осложняет, запутывает. Мы с Мунни старые друзья, мы готовились к этому лету годами, неплохо развлеклись и не желаем вызывать друг друга на дуэль или что-нибудь в этом роде. Так вот, я знаю женщин… — И сделал паузу, ожидая, кто из них улыбнется; но лица обоих оставались серьезными.

— До армии, — вмешался Мунни, — он этого не говорил.

— Что же ты знаешь о женщинах? — поинтересовалась Марта, по-прежнему очень серьезная.

— А то, что женщины всегда кого-то выбирают. Стоит одной женщине войти в комнату, где пятеро мужчин, мозг ее начинает лихорадочно работать — ну как электрическое сверло, продырявливающее стену. Первый класс, второй, вполне подходящий… а это — не может быть и речи! Степень выбора.

— Ну, ты даешь! — рассмеялась Марта и, спохватившись, прикрыла ладошкой рот, торопясь вновь посерьезнеть. — Прости меня. Мунни… ты веришь этому?

— Не знаю, — ответил тот смущенно. — У меня нет таких преимуществ, как у Берта: я не служил в армии.

— Могу даже сказать тебе заранее, кого ты выберешь — меня или Мунни, — назидательно продолжал Берт, — чтобы ты зря не тратила время и не мучилась.

— Интересно… ну скажи.

— Вначале — явная тенденция в мою пользу, — о причинах как-нибудь в другой раз. Но спустя некоторое время нажмешь на переключатель, примешь окончательное решение и выберешь Мунни.

— Бедняжка Берт! — весело фыркнула Марта. — Какая ужасная несправедливость по отношению к тебе! Все время только открывать спортивный сезон в первой игре. Зачем ты мне все это излагаешь?

— Ты должна дать нам твердое обещание, что не станешь выбирать никого из нас — ни меня, ни Мунни. Ну а если не сумеешь совладать с собой — унесешь свою тайну с собой в могилу, ясно? — объяснил Берт.

— Ага, в могилу! — повторила Марта мрачно и торжественно.

— До отплытия парохода мы будем относиться друг к другу как братья и сестра, не больше. D'accord?[1]

— Ну разумеется!

— Вот и хорошо.

Берт и Мунни кивнули друг другу, довольные тем, какое здравомыслие проявил каждый из них.

— Правило второе, — не унимался Берт. — Если по прошествии определенного периода ты станешь доставать нас, превратишься в обузу — прощаемся и ты уезжаешь. Никаких слез, взаимных обвинений, семейных сцен. Просто дружеское рукопожатие — и марш на ближайший вокзал! D'accord?

— Согласна вдвойне!

— Правило третье: каждый несет треть расходов.

— Само собой.

— Правило четвертое, — Берт уже напоминал директора компании, объясняющего на совете план предстоящих действий, — каждый идет куда хочет, встречается с кем пожелает, и никто не имеет права задавать никаких вопросов в этой связи. Мы ведь не неразлучная троица, ибо такие неразделимые объединения людей только нагоняют скуку. О'кей?

— То есть свободная конфедерация суверенных государств, — подтвердила Марта. — Идею поняла.

Все трое торжественно пожали друг другу руки в окружении маячащих за спинами громадных статуй и решили выехать завтра же, рано утром. Кое-как удалось втиснуть Марту в крошечный автомобиль, привязать сзади ее багаж.

За все лето у них не возникло не единой ссоры, хотя свободно, постоянно обсуждали такие важные темы, как секс, религия, политика, брак, выбор карьеры, положение женщин в современном обществе; театры в Нью-Йорке и Париже и каким должен быть приличный размер купальников у молодых девушек на пляжах Италии, Франции и Испании. Когда Берт подцепил в Сен-Тропезе пышную блондинку-американку и гулял с ней с неделю, это, казалось, нисколько не волновало Марту, даже тогда, когда эта девица переехала в их отель и остановилась в соседнем с комнатой Мунни и Берта номере.

Честно говоря, ничто не могло, судя по всему, расстроить Марту, радостно воспринимавшую события каждого дня с какой-то странной, почти сонной безмятежностью. Сама она, по-видимому, не принимала никаких решений и всегда соглашалась с решениями других независимо от того, к каким последствиям это могло привести, — охотно, доброжелательно, с улыбкой, с каким-то бесстрастным одобрением. Такое ее приятное женское безволие Мунни увязывал с одним поразительным ее талантом — умением спать сколько угодно. Если ее никто не будил по утрам, могла проспать до полудня, до двух дня, даже если накануне очень рано улеглась. Это не объяснялось каким-то ее физическим изъяном, — ей вообще, казалось, сон совсем не нужен: никогда об этом не говорила, не напоминала, что пора спать, несмотря на то, что иногда все засиживались допоздна, забывая, когда Марта встала сегодня утром.

Никогда она не писала писем, да и сама редко их получала и постоянно забывала оставлять свой будущий адрес, когда переезжали на другое место. Требовались деньги — звонила в Парижский банк, где на счету хранилось ее денежное пособие; когда деньги поступали, щедро, не задумываясь их транжирила. Ее совсем не интересовали тряпки, и, как сама призналась Берту с Мунни, она сделала такую короткую стрижку только потому, что лень каждый день причесываться.