Читаем Полное собрание рассказов полностью

— Господи, кажется, у меня сотрясение!

Марион бросилась на колени рядом с мужем и запричитала:

— Дорогой мой, бедный мальчик, что с тобой приключилось?

Я взглянул на женщину, которую держал в объятиях, — жуткая, грязная старая карга с красными ввалившимися глазами и волосами как у горгоны Медузы!

— Фу! — сказал я и с отвращением отвернулся.

— Милый, — взмолилась карга, — это же я, Сьюзен!

Воздух наполнился стонами и требованиями воды и питья. В комнате внезапно стало ужасно холодно. А всего минуту назад мне казалось, что я в тропиках.

— У кого, черт побери, мой револьвер? — беспомощно вопрошал полицейский.

Рассыльный «Вестерн-юнион», которого я раньше не приметил, забившись в угол и жалобно поскуливая, с несчастным видом перебирал пачку телеграмм.

Я поежился.

— Держу пари, уже воскресное утро! — сказал я. — Мы пробыли здесь двенадцать часов.

На самом деле наступило утро понедельника.

Посыльный был потрясен.

— Воскресенье? Да я пришел сюда в воскресенье вечером. — Он беспомощно огляделся. — Похоже на хронику из Бухенвальда, вы не находите?

Предводитель Бобрового патруля, благодаря неиссякаемой энергии юности, стал героем дня. Он построил своих людей в две шеренги, управляясь с ними, точно старый армейский сержант. Пока все мы валялись, как тряпки, по комнате, подвывая от голода, холода и жажды, бойскауты разожгли камин, притащили одеяла, приладили на голову Фреду компресс, обработали бесчисленные царапины, заткнули разбитое окно и вскипятили по ведру какао и кофе.

Не прошло и двух часов с тех пор, как вырубилось электричество, а в доме стало тепло и все были сыты. Тех, кто схватил серьезную простуду — родителей, которые двадцать четыре часа просидели у разбитого окна, — накачали пенициллином и срочно отправили в больницу. Молочник, рассыльный «Вестерн-юнион» и полицейский от лечения отказались и отправились по домам. Бобры отсалютовали и удалились. Снаружи аварийная служба чинила линию электропередачи. В доме остались те, кто заварил всю кашу, — Лью, Фред и Марион, Сьюзен, Эдди и я.

Сьюзен вырубилась сразу после еды. Теперь она проснулась.

— Что это было?

— Счастье, — ответил я ей. — Несравненное, бесконечное счастье — киловатты счастья.

Лью Харрисон, красными глазами и жесткой щетиной напоминающий анархиста, лихорадочно писал что-то, сидя в углу комнаты.

— Киловатты счастья — отлично сказано! — воскликнул он. — Покупайте счастье, как вы покупаете электроэнергию.

— Хватайте счастье, как подхватываете простуду, — сказал Фред и чихнул.

Лью не обращал на него внимания.

— Это рекламная кампания, ясно? Первое объявление для волосатиков-хиппи: «По цене книги, которая может вас разочаровать, вы покупаете шестьдесят часов эйфо. Эйфо никогда вас не разочарует». А среднему классу мы врежем…

— По яйцам? — поинтересовался Фред.

— Да что с вами, братцы? — удивился Лью. — У вас такой вид, будто эксперимент провалился.

— Мы ожидали от него именно пневмонии, сопровождаемой истощением, — нахмурилась Марион.

— У нас здесь был срез всех социальных групп Америки, и мы сделали счастливыми всех до одного, — сказал Лью. — Не на час, даже не на день, а на два дня подряд. — Он величественно поднялся со стула. — Все, что нужно сделать ради сохранения жизни любителей эйфо, — поставить часовой механизм, который то включал бы, то выключал его. Владелец его так настраивает, что прибор включается, когда он приходит с работы, потом снова выключается, пока он ужинает; включается после ужина, выключается перед сном; опять включается после завтрака, выключается, когда пора на работу, потом опять включается для жены с малышами. — Он запустил пальцы в волосы и закатил глаза. — А экономия! Боже, какая экономия! Никаких дорогих игрушек для детей. За цену одного похода в кино семья может купить тридцать часов эйфо. Вместо четверти виски вы приобретаете шестьдесят часов эйфо!

— Или большую семейную бутыль цианистого калия, — продолжил Фред.

— Да как вы не понимаете? — недоверчиво спросил Лью. — Это же воссоединение семьи, спасение американского домашнего очага. Никто больше не будет ссориться из-за того, что смотреть по телевизору или слушать по радио. Эйфо хорош для всех без исключения — мы тому свидетели. По эйфо не бывает скучных программ.

Его прервал стук в дверь. В комнату заглянул ремонтник и сообщил, что электричество включат через две минуты.

— Послушайте, Лью, — сказал Фред. — Это маленькое чудовище способно уничтожить цивилизацию быстрее, чем пожар уничтожил древний Рим. Мы не будем заниматься отуплением людей, и на этом разговор окончен.

— Вы шутите! — Лью был потрясен. Он обернулся к Марион: — Разве вы не хотите, чтобы ваш муж заработал миллион?

— Нет, если для этого ему придется заправлять электронным опиумным притоном, — холодно ответила она.

Лью стукнул себя по лбу.

— Люди именно этого и хотят! Это все равно как Луи Пастер отказался бы от пастеризации молока.

— Здорово будет, когда снова дадут электричество, — сказала Марион, чтобы переменить тему. — Свет, горячая вода, насос… о господи!

Перейти на страницу:

Все книги серии Шедевры в одном томе

Век криминалистики
Век криминалистики

Эта книга, основанная на подлинных фактах и примерах самых громких и загадочных уголовных дел прошлого, описывает историю возникновения и развития криминалистики. Ее героями стали полицейские и врачи, химики и частные детективы, психиатры и даже писатели – все, кто внес свой вклад в научные методы поиска преступников.Почему дактилоскопию, без которой в наши дни невозможно ни одно полицейское расследование, так долго считали лженаукой?Кто изобрел систему полицейской фотографии?Кто из писателей-классиков сыграл важную роль в борьбе с преступностью?Какой путь проделала судебная медицина за 100 лет?Это лишь немногие из вопросов, на которые отвечает увлекательный «Век криминалистики» Юргена Торвальда!В издание также включены ранее не издававшиеся на русском языке главы, посвященные серологии и судебной химии и биологии!В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Юрген Торвальд

Документальная литература

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Салихат
Салихат

Салихат живет в дагестанском селе, затерянном среди гор. Как и все молодые девушки, она мечтает о счастливом браке, основанном на взаимной любви и уважении. Но отец все решает за нее. Салихат против воли выдают замуж за вдовца Джамалутдина. Девушка попадает в незнакомый дом, где ее ждет новая жизнь со своими порядками и обязанностями. Ей предстоит угождать не только мужу, но и остальным домочадцам: требовательной тетке мужа, старшему пасынку и его капризной жене. Но больше всего Салихат пугает таинственное исчезновение первой жены Джамалутдина, красавицы Зехры… Новая жизнь представляется ей настоящим кошмаром, но что готовит ей будущее – еще предстоит узнать.«Это сага, написанная простым и наивным языком шестнадцатилетней девушки. Сага о том, что испокон веков объединяет всех женщин независимо от национальности, вероисповедания и возраста: о любви, семье и детях. А еще – об ожидании счастья, которое непременно придет. Нужно только верить, надеяться и ждать».Финалист национальной литературной премии «Рукопись года».

Наталья Владимировна Елецкая

Современная русская и зарубежная проза